– Потом я попросил брата Рамиро взглянуть на обложку, и он увидел «Compendio», как и вы.
Аделяр выглядел так, словно испытывал физическую боль.
– Мне представляется, добрый приор, что всякий, кто смотрит на эту книгу, видит слова на родном языке. Но как это возможно? Как это возможно?
Томас ощутил слабость в коленях. Он пододвинул к себе стул и опустился на него.
– Что за дьявольщину вы принесли в наш дом?
– Я понятия не имел, что это дьявольщина, когда покупал книгу. Увидел ее на рынке. Она лежала у одного мавра на одеяле, вместе с безделушками и резными вещицами. И показалась мне такой необычной, что я купил ее для брата Рамиро, – вы знаете, как он любит книги. Я подумал, он сможет приобщить ее к нашей библиотеке. И пока Амаури не сказал, что́ видит, я не понимал, что это не просто книга со странной обложкой. Она… – Он покачал головой. – Не знаю, что это, приор, но без дьявольщины здесь точно не обошлось. Поэтому я принес ее вам.
«Мне, – подумал Томас. – Конечно же мне, кому же еще!»
Но за пятнадцать лет пребывания в должности Великого инквизитора он никогда не сталкивался с колдовством или чернокнижием. По правде говоря, он и не верил в подобную чепуху. Суеверия простолюдинов.
– Это не все, приор. Посмотрите на узоры вокруг слов. Что вы видите?
Томас наклонился ближе:
– Я вижу перекрестную штриховку.
– Я тоже. Теперь закройте глаза и сосчитайте до трех.
Томас сделал это и открыл глаза. Узор изменился: теперь это были полукружия, которые выстроились сверху вниз ровными рядами.
Он почувствовал, как больно сжалось сердце.
– Что вы видите?
– Волны… волнистый узор.
– Я не закрывал глаза и вижу штриховку.
Томас ничего не сказал, пытаясь понять происходящее. Наконец…
– На обложке точно какая-то дьявольщина. А что внутри?
Взгляд Аделяра стал суровым.
– Ересь, приор… Худшая ересь, которую я видел или слышал в своей жизни.
– Это крайность, брат Аделяр. Кроме того, ваш ответ означает, что вы прочли книгу.
– Не всю. Далеко не всю. Я читал остаток дня и всю ночь, пока не пришел к вам. И при этом я только начал. Это зло, приор. Неизреченное зло.
Томас не помнил, чтобы Аделяр был склонен к преувеличениям, но последнее утверждение звучало слишком уж смело.
– Покажите.
Аделяр положил том на стол и открыл его. Томас заметил, что металлическая обложка крепится к корешку странными переплетенными петлями, каких он никогда не видел. Страницы тоже выглядели странно. Пододвинув стул поближе, он протянул руку, провел пальцами по бумаге – если это вообще была бумага – и понял, что она тоньше луковой шелухи, но совершенно непрозрачная. Такой нежный материал должен был порваться и помяться, но все страницы оставались безупречными.
Безупречными, как текст на испанском, заполнявший страницы. Он выглядел как затейливый почерк, но каждая буква была совершенна и ничем не отличалась от другой такой же. Каждая «a» была похожа на все остальные «a», каждая «m» была как другая «m». Томас видел Священное Писание, напечатанное одним немцем, Гутенбергом, где каждая буква была в точности как все ее сестры. Но книга Гутенберга была отпечатана в два столбца, а текст «Компендиума» растекался от одного поля до другого.
– Покажите мне ересь, – сказал Томас.
– Разрешите сначала показать вам дьявольщину, приор, – сказал монах и начал листать страницы с головокружительной скоростью.
– Вы листаете слишком быстро. Как вы поймете, где остановиться?
– Я пойму, приор. Я пойму.
Томас смотрел, как мелькают бесчисленные иллюстрации, многие из которых были цветными.
– Вот! – сказал Аделяр, остановился и ткнул пальцем в страницу. – Вот самая что ни на есть адская дьявольщина!
Томас почувствовал, как у него пересохло во рту. На странице перед ним была иллюстрация, которая двигалась… глобус вращался в прямоугольнике черной пустоты. Его пересекали линии, соединявшие яркие точки на поверхности.
– Господь благословенный! – Томас облизал губы. – Она двигается.
Он протянул руку, но заколебался. Казалось, рука может погрузиться в бездну, изображенную на странице.
– Не бойтесь, приор. Я прикасался к нему.
Он провел пальцами по крутящемуся глобусу. На ощупь тот был плоским и гладким, как и остальная страница, – пальцы не чувствовали движения, но глобус продолжал вертеться под ними.
