Он княжил в Новгороде уже третий год.
Подвластные земли исправно платили дань. Платили славянские племена ильменские словене, кривкчи, полочане, платили чудские племена - весь на Белом Озере, мурома по реке Оке, меря с Ростовского и Клещина-озера.
Всё, казалось, было спокойно и устойчиво. Но нет-нет, а где-нибудь на торге да и зайдёт разговор, что-де княжит Олег не по праву и что-де вскорости проживёт нажитое Рюриком, а своего примыслить не умеет, и поэтому что ж это за князь…
Беспокоил Олега и южный сосед, Полянский князь Аскольд.
Княжество его было богатое, князь - воинственный:
воевал с хазарами, с печенегами, с болгарами, ходил походом на Царьград. И хотя ему не удалось взять византийскую столицу - помешала буря, поднявшаяся в то время, когда его ладьи пытались подойти к стенам Царьграда с моря, - всё же вернулся в Киев с богатой добычей. Что ни год, Аскольдовы дружины нападали на окраинные области полочан и кривичей данников Олега, грабили и безнаказанные уходили домой.
Пока Аскольд не предпринимал большого похода против новгородского князя, видимо, присматривался, примеривался и готовился. А недовольные Олегом новгородцы тоже полагали свою надежду на Киев: в былые времена к Аскольду убежали оставшиеся в живых друзья Вадима, после гибели Алвада ушли кое-кто из варягов его дружины, а из Олеговых дружинников сбежал Свадич.
Обо всём этом часто думал Олег. И бывало, на пиру в гриднице, когда вокруг гремели песни, бубны, кувыркались игрецы-скоморохи, и полупьяная дружина громко хвасталась подвигами, призывая в свидетели всех богов и души погибших соратников и сражённых воинов, перед его мысленным взором являлся Аскольд, каким его представляли в своих рассказах видевшие киевского князя воочию - высокий, широкоплечий, могучий, с горящим взглядом.
Олег с особым вниманием прислушивался ко всему, что рассказывали приезжие люди про Киевское княжество, про Аскольда, и берёг в памяти даже то, что сам рассказывавший забывал на следующий день.
Олег видел, как приближается время, когда они с Аскольдом неминуемо сойдутся в бою.
В долгих дневных и ночных размышлениях родилось и крепло решение предупредить соперника, первому идти на Киев…
Вдруг тяжёлая дверь, скрипнув в железном подпяточнике, резко распахнулась от чьего-то сильного удара и громко стукнулась о стену, на мгновение заглушив шум за столом.
Олег вздрогнул, этот стук показался ему продолжением его дум. Мелькнула мысль: «Гонец!»
Олег подался вперёд, торопясь увидеть, кто же там, за дверью.
Через порог в гридницу ввалились два припозднившихся дружинника Горюн и Лихоня.
Со всех сторон послышались крики, смех.
- Ну и здоровы спать!
- Они ещё вчера на сегодня наелись!
- Они-то наелись, а брюхо каждый день еды требует!
Никто из пирующих за длинными столами не заметил,
как побледнел Олег и как краска вернулась на его лицо красными пятнами.
«Надо решаться воевать Киев, - сказал себе Олег, - пока Аскольд сам не пришёл к Новгороду».
Олег объявил, что едет на несколько дней в своё княжеское село Любавино.
За себя оставил в Новгороде старого воеводу Велемудра, известного своей рассудительностью и медлительностью.
Оставил больше ради чести, чем по надобности.
Поездки князя в его подгородные сёла и владения были обычным делом, поэтому эта поездка не обратила на себя ничьего внимания.
Ехал князь один, без слуг, и снарядился по-лёгкому, оделся, как простой воин, из оружия взял только лёгкий меч и нож.
Садясь на коня, позвал Ролава:
- Проводи немного.
За Перуновой рощей Олег свернул с дороги и сказал удивлённому Ролаву:
- Я еду в Псковские леса искать Всеведа. Тебе одному говорю об этом, чтобы знал, где я, если вдруг случится крайняя надобность.
- Князь, возьми кого-нибудь с собой. Путь опасный…
Олег усмехнулся:
- Нет, Ролав, поеду один. Раз уж решил судьбу пытать, ни к чему от неё прятаться.
Ещё до того, как Рюрик стал новгородским князем, в словенском Городе жил волхв Всевед. Он был жрецом при главном мольбище, толковал народу волю богов, объявлял, принята жертва или отвергнута и как велят боги поступать.
