— И вы похоже знаете, что вас там ждёт, Всадник Иль? — Тут же последовал ещё один вопрос, заданный строгим тоном.
Иль подтянул живот, повёл плечами и ответил:
— Конечно знаю. Первым делом они постараются отобрать у меня всё до последней нитки, даже эту воду, что я взял с собой, чтобы тишком напичкать меня какой-нибудь психотропной гадостью, но перед тем сунут меня в пресс-хату. — Внезапно Иль громко и зло выкрикнул — Да, знаете вы это всё ничуть не хуже меня, не знаю как вас там звать! Тоже мне, нашли секрет. Через эту поганую дыру прошло уже почти три десятка наших парней, так что и я про неё всё знаю. Только этим тварям ещё никого в ней не удалось сломать. Убить, да! Сломать, нет! Всадники не гнутся, не скулят и не ломаются. Зато некоторые из охранников, которых нам удавалось поймать и привезти в степь, визжали от страха, словно свиньи и эти ублюдки в чёрных мундирах прекрасно это знают. Знаете это и вы, господин спрашиватель.
Таким своим ответом Иль довольно сильно смутил сухопарого типа, задававшего ему эти вопросы. Тот на этом не угомонился и снова поднял руку, как делал это всякий раз и тут на его череп с громким, костяным стуком приземлилась чья-то телекамера. Назойливый тип тотчас успокоился, его немедленно и довольно грубо вышвырнули за пределы журналистского каре и какая-то женщина громким, взволнованным голосом спросила:
— Иль, неужели всё, что вы сказали, правда? Но это же просто чудовищно! Неужели военные на это способны?
Иль покивал головой и ответил:
— Да, это правда, и мне очень жаль, что на Марсе творятся такие чудовищные преступления. Ваши военные ещё и не на то способны ради того, чтобы им не урезали бюджет.
— Иль, чем мы можем вам помочь? — Воскликнула всё та же журналистка чуть ли не плача.
— А вы уже мне помогли, леди! — Весёлым голосом ответил женщине Иль — Надеюсь, что после того, как вы меня здесь встретили, у вас хватит отваги, чтобы приехать завтра утром в Беккерель, куда меня обязательно отвезут, и спросить у начальника тюрьмы, жив ли ещё Всадник Иль Шорников. Знаете, леди, я ведь не требую по отношению к себе никаких поблажек. Я требую только одного, чтобы в отношении меня соблюдался закон. Они всё равно сунут меня в пресс-хату и я просто-таки жажду в ней поскорее оказаться. — Иль громко рассмеялся и воскликнул — Они ещё не знают, что это такое, запустить хорька в курятник. Ну, что же, скоро узнают. Любой человек имеет право на самооборону и потому я буду сражаться за свою жизнь любыми доступными мне способами и средствами. Если я окажусь в обычной камере, то тюрьма уцелеет, а вот если в пресс-хате, то за последствия я точно не отвечаю. Они могут быть просто катастрофическими. Ваши вояки ещё ни разу не сталкивались с бунтом? Столкнутся.
Высокий, франтовато одетый господин вскочил и сказал:
— Всадник Иль, я Юрий Авро, «Канал Луна-Сити». Скажите, вы понимаете, что таким образом дразните зверя? Иль, они же могут просто убить тебя. Потом будет скандал, возможно кого-то посадят, но рано или поздно всё забудется, Иль, вот только тебя уже не будет, парень. Ты будешь лежать в могиле в своей родной станице и на ней будет рыдать твоя мать. Ты этого хочешь, парень? Неужели ты не боишься смерти?
Иль улыбнулся, медленно помотал головой и сказал:
— Я Всадник, Юрий, а Всадники не боятся смерти. Они к ней готовятся с детства. Мы скачем по Большой Степи за Великой Кобылицей и рано или поздно каждый Всадник упадёт с коня. Для меня куда страшнее смерти то, что если им удастся меня сломать, то позор падёт на всех Всадников, моё казачье племя, мой род, мою семью. Вот этого я действительно боюсь больше всего, а потому им меня никогда не сломать. Я не сдамся, земляне. У нас в Малой Степи есть то, о чём вы давно уже позабыли, могилы наших Всадников, мужчин и женщин, и все они умерли на полном скаку, когда неслись во весь опор за Великой Кобылицей. Для многих из вас мои слова покажутся бредом, но я спрашиваю вас, Всадники, разве я не прав? Ответьте мне, братья?
И тут с верхних этажей до всех донёсся такой громовой рёв нескольких тысяч Всадников, посаженных в кутузку за какие-то мелочные правонарушения, что все вздрогнули. Всадники громко повторяли только одно слово, — имя их брата: