Внуки Колумба - страница 95

— Тебе незачем объяснять. Я достаточно насмотрелся на себя в зеркале.

— Угис… Ты всегда будешь моим лучшим другом. Даже если станешь врагом мне.

— Уйди, Казис! Сейчас уходи. Прошу тебя!

Дверь за Казисом притворяется медленно и с грустным скрипом. Угис тупо смотрит в пол. «На него свалилось двойное горе, — думает Липст. — Вместе с любовью он теряет и друга».

— Я никогда не выигрывал ни в одной лотерее, — сказал Угис. — Наверно, для меня годится лотерея с одним билетом…

— Ничего, когда-нибудь ты еще выиграешь, — отозвался Липст. — Определенно. Самый большой выигрыш.

— Не утешай меня. Дураков незачем утешать, дураков надо бить.

Угис сел к столу и стал выгружать портфель.

— Что ты собираешься делать? — спросил Липст.

— Буду учить химию. Сегодня последний экзамен. Теперь буду думать только об экзамене. Двадцать седьмой билет: «Органические кислоты. Катализаторы. Промышленные способы получения искусственного волокна». Эх, Липст, хорошо такому вот искусственному волокну — ни сердце у него не болит, ни ревность не мучает! Друзей тоже нет…

— Не мели чепуху.

Липст отошел к окну и закурил. «Угиса жаль, но как он мог быть таким слепым? Ну, пусть я ему не сказал — очень плохо, но где были его собственные глаза? Ходил шальной от любви и ничего не ридел. Я вот тоже люблю Юдите… Люблю так, что сильнее уж нельзя любить… — Вдруг Липста охватил ранее неведомый ему страх. — А что, если я тоже слепой? Если я тоже хожу словно с завязанными глазами?»

Но Липст тут же прогнал эту мысль и взглянул на часы — в семь его будет ждать Юдите.

Липст пошел обычной дорогой — через парк. До семи времени еще много. Он решил свернуть с главной диагонали и сделать небольшой крюк по боковой дорожке, которая петляла среди клумб и цветущих кустов. Во всех уголках парка слышался ребячий галдеж. Около скамеек прогуливались невозмутимые голуби и ссорились нахальные воробьи. На подстриженных газонах благоухали трогательные копенки сена. «Спешить некуда, — подумал Липст. — Прогуляюсь».

Около фонтана он повернул обратно. У детской площадки крайнюю скамейку обступила кучка взволнованных женщин.

— Вот оно каково старому-то человеку! — громко рассуждала словоохотливая нянька. — Из дома вышел, а назад и не вернулся.

Липст протолкнулся к скамейке. Прежде всего он заметил валявшуюся на земле шляпу. Какая-то девочка подняла шляпу и стряхивала с нее песок. Лысина человека показалась Липсту очень знакомой, так же как и черный суконный костюм.

— Молодой человек, что вы толкаетесь! — горластая нянька сердито ткнула Липста кулаком. — Издали поглядеть не можете? Надо вперед других лезть?

Липст был уже возле скамьи.

— Товарищ Крускоп! Что с вами?

«Аптекарь» с трудом поднял морщинистые веки.

В груди у него свистело и клокотало. На шишковатом лбу блестел пот.

— Мне уже лучше, — сказал он. — Теперь совсем хорошо. Ступай, Тилцен, ступай. Не задерживайся из-за меня.

— Надо бы «Скорую помощь» вызвать.

— Нет, нет! Мне уже лучше. Совсем хорошо. Сейчас пойду домой.

— Я отведу вас. Вот ваша шляпа.

— Да я сам. Слушай, когда тебе говорят.

«Аптекарь» огляделся и попробовал встать.

— Где мое пенсне?

Под его ногами что-то хрустнуло.

— Наверно, оно уже не годится… — Липст подобрал стекляшки.

— Ничего, Тилцен. Ничего.

— Гляди, заговорил, — вздохнула нянька. — Сухие, они всегда живучие. Их так скоро не свалишь. Юрик, крошка, ты что там делаешь? Цветочек сорвал! Ах ты, проказник…

Она отбежала. Остальные женщины восприняли это как сигнал отбоя и стали расходиться. Минут через десять «аптекарь» еще раз попытался встать. Липст взял его под мышки. Он не желал опираться, старался идти сам, но быстро выдохся, и тощее тело обмякло на руках Липста.

— Я сам, Тилцен. Ступай, ступай. Нечего тебе нянчиться со старой развалиной.

— Может, посидите немножко?

— Мне хорошо. Совсем хорошо. Я пойду.

Маленькое землистое лицо было неузнаваемо и напоминало расплавленную оловянную пуговицу: на подернутом окалиной верхнем слое угадывались прежние очертания, но это лишь расплывающийся отпечаток того, что навсегда исчезло.

«Что с ним произошло за эти несколько недель! — думал Липст. — Всего за несколько недель. Так быстро…»