Внуки Колумба - страница 55

«Липст, ты совсем спятил! Ты же встретишься с ней в субботу».

«Но ведь только пойти и посмотреть, нет ли света в ее окне…»

«Липст, ты сумасшедший. Что это тебе даст?»

«Только на одну минутку…»

Идея эта захватила Липста с такой силой, что он больше не мог ей противиться. Она сверкнула молнией, что тушит своей яркостью все другие огни. Он больше не колебался. Больше не думал. Побежал.

Окно Юдите было темным. Лишь уличный фонарь, качаясь на ветру, отбрасывал зыбкую тень на белую занавеску.

«Ну, конечно, темно, — думал Липст, — как же иначе? Юдите спит. Ночь ведь. Я увижу ее в субботу. И мы пойдем на карнавал… Карнавал… Какое замечательное слово! Юдите, Юдите… Карнавал… Юдите…»

Осторожно, словно боясь потревожить сон Юдите, Липст подошел к парадному и положил ладонь на металлическую ручку. Она была теплая. Кто-то недавно согревал ее. Как хорошо знал он эту ручку! Он тоже грел ее теплом руки, когда они стояли тут с Юдите, оттягивая миг прощания.

Липст не испытывал разочарования. Ему было хорошо. Казалось, будто грудь ширится, наполняется и медленно распахивается настежь.

«Липст, — сказал он себе, — какой же ты счастливый! Ты хоть сам-то понимаешь это?..» Он еще раз посмотрел на окно Юдите и пошел.

Он шагал и улыбался. Было темно. Улыбку видели лишь месяц и звезды. Он принялся тихонько напевать.

В парадном сидел заспанный ночной сторож.

— И черт их знает, когда они только спят… — мрачно проворчал человек в тулупе.

Липст отпер дверь и осторожно переступил порог. Нога за что-то зацепилась и под аккомпанемент адского грохота он полетел на пол. Вместе с ним, казалось, рушились пять железных крыш и разгружались десять самосвалов с металлоломом.

В тот же миг в дальнем конце коридора открылась дверь, и в ослепительном луче света, точно из орудийного ствола, вылетела снарядоподобная фигура мадемуазель Элерт.

При виде Липста на ее отвислой нижней губе застыла приторно-сладкая улыбка.

— Ах, боже, это вы, Липст! — всплеснула она руками.

Липст оглянулся. Рядом с ним валялось опрокинутое корыто, специально поставленное поперек коридора напротив входной двери. Липст вскочил на ноги.

— Нет, — сказал он. — Я уголовник Зелтыни.

Лицо мадемуазель ангельски невинно. Липсту она напоминает кошку, которая только что съела птичку.

— Просто ума не приложу, как тут оказалось мое корыто!

— Святое чудо, правда? Но, говорят, чудес теперь не бывает.

Мадемуазель приблизилась к Липсту и, заглядывая в глаза, таинственно прошептала:

— Послушайте, но ведь Зелтыни до сих пор нету! Как я давеча сказала ей, что не потерплю свинства у себя в доме, она обругала меня и убежала. Если бы вы только слышали, как она меня обзывала! Я ей слово, она мне десять. И не возвращается. Что вы на это скажете? Темная личность!

Липст пожал плечами:

— Не могут же все быть ангелами. Что бы вы, два ангела, тут делали в таком маленьком раю?

Из комнаты выбежала мать в одной сорочке.

— Что за шум? Что тут опять случилось?

— Ничего, ничего, мама. Маленькое недоразумение.

— Да, да, — махнула рукой мадемуазель, поспешно ретируясь. — На Липста наскочило корыто.

Мать, бледная как полотно, налила в стакан воды из крана и выпила. Липст отодвинул корыто к стене.

— Иди спи, мама, — сказал он. — Не простудись. Огонь я погашу.

— Ай, ай, — вздохнула мать. — Нет покоя ни днем, ни ночью. Как в сумасшедшем доме. И где ты пропадаешь так поздно? Еда вся остыла.

— Дела были, мама. Хулиганов ловили.

— Доловитесь вы на свою голову.

Липст обнял мать за плечи. С распущенной косой она выглядела неожиданно молодо.

— Иди спать, мама, — сказал он. — Я сам все сделаю.

— Еда под подушками. В другой раз говори, когда придешь. Слышишь?

— Ладно, мама! В другой раз скажу…

Ужин еще теплый. Все заботливо укрыто. Липст сел к столу, наложил тарелку каши и начал было есть. Однако, как ни странно, есть не хотелось.

Липст смотрел на пестрый узор скатерти, нехотя ковырял ложкой кашу, а мысли его словно затянуло пестрой прозрачной пеленой. Яркий свет и черные тени. Равномерное тиканье часов… Усталость потихоньку опутывала Липста тонкими прочными нитями.

Липст выключил свет и стал раздеваться. В окно лилось голубоватое сияние луны. Дверь в комнату матери открыта. Сон у мамы чуткий. Она, наверно, еще не заснула. Он подошел к постели матери.