— Врешь!
— Мой сын — воин. Из него выйдет плохой правитель. Возможно, худший, чем вышел из тебя. Убийца на троносе убитого… Вряд ли боги сделают такое царствование счастливым.
— Ты сказал: союз. Ну хорошо, я понимаю, зачем это нужно тебе с твоим сыном. Но зачем это надо басилеям Пелопоннеса? Сменить одного Персеида на другого? Им-то какая разница?!
— Эх ты, — горечь усмешки искривила рот Алкея. На обвисших щеках зажглись пунцовые, болезненные пятна. — Это для нас мой сын Персеид. А многочисленные сыновья Пелопса, сидящие в окрестных городах, называют его иначе. Для них он — родная кровь. Для них он — Пелопид.
— Я велю гонцу зайти к тебе, — кивнул Сфенел. — Найди верные слова для изгнанника.
— Радуйся! Я ищу Амфитриона Персеида. Мне сказали, он здесь.
Мужчина, сидевший на дубовой колоде, лишь плечами пожал. Вздыбились лопатки под линялым хитоном. Казалось, ветхая ткань сейчас расползется по швам, и за спиной угрюмца распахнутся крылья. «Только бы не железные! — обмер посланец. На лбу выступила липкая испарина. — Пройти столько стадий, чтобы встретить Таната Смертоносного…»
Пронесло. Лопатки опали, хитон уцелел; крыльев у мужчины не обнаружилось. Что за чушь в голову лезет? Небось, солнце темя напекло.
— Амфитриона Алкида, — обладатель зловещей спины медлил повернуться к гостю лицом. Голос его звучал глухо, словно из недр пифоса. — Сына хромого Алкея. Зачем он тебе?
Посланец знал себе цену. Ему ли отчитываться перед первым встречным? Но язык предал хозяина, проявив неожиданную самостоятельность:
— Я несу изгнаннику весть. От Сфенела Персеида, ванакта Микенского…
Спина осталась безучастной.
— …и Алкея Персеида, которого ты назвал хромым Алкеем.
Хмурый мужчина начал оборачиваться. Вот-вот заскрипит, будто трухлявая сосна под ветром. Лицо — темная глина, пропеченная зноем до твердости камня. В поры намертво въелась дорожная пыль. Волосы стягивает ремешок из кожи — вытертый, грязный. Кудлатая борода давно не стрижена. Бродяга? Наемник? Разбойник с большой дороги?
Что он здесь делает?
Посланец решительно шагнул вперед, дабы, сверкнув очами, поставить чужака на место. Ох, зря! — льдистый взгляд грубияна превратил его в мрамор. Кровь замедлила свой бег, остывая в жилах. Ударит? Прогонит? Убьет?! Но мужчина вдруг моргнул — раз, другой; по мере того, как таял лед в глазах бродяги, к посланцу возвращалась власть над телом. Глиняная маска треснула, родив неуверенную улыбку.
— Гий? Ты?
— Амфитрион?!
— Радуйся, Гий, сын Филандра!
— Радуйся, Амфитрион, сын Алкея! Не узнал! Клянусь Зевсом, не узнал!
— Скитания не красят человека.
— Да ладно! Тебя бы отмыть, постричь…
Гий прикусил язык. Не отмыть — очистить. Перед богами и людьми. Тогда Амфитрион станет прежним. Может быть. Отвечая тайным мыслям посланца, сын Алкея с былой легкостью вскочил на ноги. Сделал шаг навстречу, распахнул объятия — и остановился. Почему? Советник и сын советника, Гий умел соображать быстро. Кто рискнет обниматься с изгнанником, не очищенным от скверны убийства? Но есть ли лучший способ заслужить доверие изгнанника?
Кинувшись к другу детства, Гий крепко обнял Амфитриона.
— Знаешь, как я рад тебя видеть?
— А я?!
— Ох, да тише ты, раздавишь! Это у тебя ребра из бронзы…
Амфитрион отпустил посланника, отстранился. Лед во взгляде растаял без остатка. Сейчас там плескалась лучистая радость.
— Пошли в дом? Я тут гость, конечно… Но ведь ты тоже гость. Мой! Боги, как давно у меня не было гостей! В доме есть вино, и лепешки с сыром, и мясо козленка…
— Идем! — Гий хлопнул Амфитриона по плечу, чуть не отбив себе руку. — Мои люди…
— Всех накормим! Всех напоим! Алкмена! Посмотри, кто к нам приехал! Неси воды — умыться с дороги…
На миг перед Гием возник прежний сын Алкея: веселый богач и щедрый хозяин, чей дом в Микенах до рассвета гудел от пиров. Затем внимание посланца привлекла вышедшая во двор Алкмена. Да, повзрослела. Дерзкую девчонку сменила молодая женщина. Лицо, осанка… Должно быть, Амфитрион поделился с Алкменой толикой суровости. Или это в ней от прабабки Андромеды? Хороша! Определенно хороша. Еще бы приодеть…
