Внук Персея. Сын хромого Алкея - страница 69

— Все, — громыхнул Тритон, а может, Зевс.

И упала темнота.

— Думаешь, откроют?

— Никуда не денутся. Сейчас, отдохнем, и я постучу…

— А если не откроют?

— Тогда я сломаю засов, ворвусь в крепость — и, как мой дедушка, всех…

Он замолкает. Темно, хоть глаз выколи. Ни звезд, ни луны. Слабое мерцание пожаров за стеной. И дедово созвездие над головой — единственное сохранившееся. Амфитрион запрокидывает лицо к небу, спрашивает совета. Дед молчит. И Алкмена молчит. Она сидит у колесницы, в трех шагах от него. Вопросы вытекли из дочери ванакта, словно вода из треснувшей амфоры. И все равно — телом, кожей — Амфитрион чувствует, как дрожит девушка. Шутка вышла рискованной. «Ворвусь в крепость…» Говорить о сражениях и смертях — пытать Алкмену каленой медью. Только что они с Тритоном выволокли на тропу еще живого терета. Долго искали — во мраке наощупь. Со сломанной спиной, вялый — дохлая змея! — терет до сих пор дышал. «Кто? — спросил сын Алкея, бледнея и едва сдерживаясь. Хотелось вцепиться в умирающего и трясти, пока не ответит. — Кто велел?» Храп, похожий на конский, был ему ответом. Не сразу Амфитрион понял, что терет смеется. Мерзавцы живучи, и этот был не из последних.

— Твой… твой дядя!

Это последние слова терета.

Тритон ногой спихивает труп обратно. Стражников он спихивать не хочет. Оттаскивает к калитке, укладывает рядком. Тритон разумен не умом — сердцем. Чует, что убитые им заслуживают погребения, как исполнители чужих приказов, в отличие от того, кто приказ отдал. Ты не прав, дружище, вздыхает Амфитрион. Здесь все — исполнители. Омерзительный холод бродит меж лопатками. Когда терет сказал: «Твой дядя!» — Амфитриону померещилось, что во всем виноват покойник-ванакт. Убитый возжелал отомстить убийце — явился терету, во сне или в храме, велел в суде добиваться казни, а если не удастся, похитить Алкмену, чтобы хоть этим досадить ненавистному племяннику. Холод отступает, едва Амфитрион вспоминает, что у него есть еще один дядя. Сфенел так рьяно защищал племянника в суде… И еще два дяди, с материнской стороны — юные Атрей с Фиестом. Алкмену везли в Мидею, их новую вотчину. Это если возница не соврал, бранясь с настырным Тритоном…

Амфитрион запрещает себе думать об этом. Позже. Или никогда.

— Ты откуда взялся? — спрашивает он Тритона.

Тритон пожимает плечами:

— Из Навплии. Второй день иду, да…

— Эвера доставил к отцу?

— Баба твой Эвер…

— Доставил или нет?!

Мнение Тритона насчет младшего Птерелаида — баба тот или герой — мало интересует Амфитриона.

— Ага… Где моя дубина?

— Дома, в кладовке.

— Это хорошо, — с удовлетворением кивает Тритон. — Пошли домой?

Решение приходит само, как судьба.

— Я пойду домой. Мне надо собраться в дорогу.

— Мы уходим, да?

— Я ухожу. Я — изгнанник. Так решил суд. Мне надо искать очищения. Ты же доставишь Алкмену и…

Лишь теперь он вспоминает про Анаксо. Все это время вдова ванакта — Амфитрион хочет назвать Анаксо сестрой, и не может — прождала немой тенью. Драка, убийства, катастрофа — ничто не тронуло женщину. Так ветер зря злобствует вокруг скалы. Закутанная в покрывало, со смутной улыбкой на лице, она жила в своем особом мире, где царствовал ее буйный, ее любимый муж Электрион, и возвращались с охоты восемь хохочущих сыновей, и дочь сидела за прялкой, а не под микенской стеной, в противоестественной ночи.