Лошади рысят по сухому. Мотают головами.
Нет, говорят жрецы в храме. Нет, говорит рыбак в поселке. Нет, мотает головой бродяга, обитатель Бесплодного поля. Мы не видели других колесниц. Мы не видели отряда молодых, сердитых людей. Здесь никто не проезжал, кроме вас двоих.
«Врут, — бурчит Тритон. — Брешут, собаки…»
Тритон — тень. Тритон — бок-о-бок. Сопит, бранится; не знает усталости. Жаль, нельзя доверить тирренцу вожжи. На море ему цены нет. И на суше, если идти пешком. Но скачка — дурной жребий Тритона. Опрокинет колесницу, напугает лошадей. Слишком много силы. Слишком мало ума. Ничего. Сами справимся.
На колеснице с Тритоном тесно. В пути с Тритоном надежно.
— Хаа-ай, бушует Тартар…
Ягнячий ключ. Прямо у большой дороги. Дальше — святилище Деметры. Еще двенадцать стадий — и Птолис. Стены низкие, зубцы обгрызены ветром. Бери — не хочу. У подножия крепости вьется Змей — подлая, хитрая речушка. Сунься, не зная броду — разобьет о валуны. В узком месте птолейцы навели мост. У въезда горят костры. Кипит в котлах похлебка: мясная, с горохом. Серебряной пряжки хватает и на еду, и на проезд. Еще лепешек в дорогу дали. Круг сушеных смокв. Связку лука.
Нет, говорит пастух у ключа. Нет, говорит жрица Деметры. Нет, разводит руками караул близ моста. Отряд вооруженных парней? Хорошо одетых? Не видели. Если б видели, мы бы сказали.
«Дураки, — ругается Тритон. — Скрывают, да…»
Одолевают скверные мысли. Что, если Электриониды не рискнули ехать напрямик? Что, если сразу взяли на север? От Микен к Коринфу? Через горбатый перевал Трет, и дальше, вдоль побережья Крисейского залива, по краю благодатной Ахайи — на запад, к границе с Элидой… Так дольше. Так — хуже дороги. Осыпи, щебень; гонка над крутым обрывом. Надо быть дураком, чтобы спешить этими путями. «Дураки…» — напоминает Тритон.
И мы возьмем северней. На Орхомен.
Опять — храм Артемиды. Славься, Чествуемая гимнами! Во второй раз ты позволяешь путнику сменить лошадей. Ближе к Орхоменской цитадели — кедр-исполин. В дупле дерева — Артемида Кедровая. Аркадцы обожают строгую сестру Аполлона. Или лучше сказать — боятся? Рядом — курганы из камней. В честь павших воинов. Надо придержать упряжку. Надо вознести молитву Лучнице. Остатки вина из меха — жертва теням.
Все, пора в путь.
— Зевс-Кронид язвит дракона…
Колеса грохочут по краю оврага. Иначе не проехать. Овраг — граница между Орхоменом и Трахейской горой. Обогнув город, путники задерживаются у Тенейского родника. Наполняют мех; дав лошадям остыть, поят их. Становятся на ночлег. Если бы могли, скакали бы и в темноте.
Жаль, не могут.
Снится дед. Не Персей — Пелопс. Дедова колесница могла идти по воде. Дедовы кони бежали по волнам. Посейдон щедро вознаградил своего любовника. Будь у Амфитриона такая колесница, разве стал бы он ехать длинным путем? Ринулся бы к Крисейскому заливу, и по хлябям, топча пену гребней — к элейскому берегу…
«Я умер, — напоминает дед Пелопс. Багровое лицо отливает мертвенной синевой. Усмешка кривит рот. — Моя колесница стоит на крыше храма. А ты — проклятый…»
«Сам ты проклятый!» — бранится Амфитрион.
«Ага, — соглашается дед. — И я, и ты…»
Деда сменяет отец. Во сне Алкей не хром — могуч, твердо стоит на двух ногах. Отцовский взгляд пылает раздражением. «Я не исключаю, — напоминает старший из сыновей Персея, — что визит юных Пелопидов — хитроумная затея Пелопса. Пожертвовать внебрачным малышом, чтобы законые сыновья обосновались в Арголиде…»
Пелопс мертв, возражает Амфитрион.
«Сердце не выдержало? — размышляет отец. В голосе Алкея нет иронии. — Любимца прикончили, убийц очистили… Стариковское сердце — ниточка. Дерни, и порвешь. Но что, если я был прав? Вдруг Пелопс просто умер от старости? Втиснул Атрея с Фиестом в наши земли, посадил яблоньку, да не дождался плодов?»
«Отец, ты во всем видишь…»
«Я вижу во всем. Если Пелопидам отдали во владение Мидею — почему они сиднем сидят в Микенах? Почему не уезжают в дарованный удел?»
За отцом — море. От берега к горизонту — золотой всплеск. Вяжет по рукам и ногам, прорастает в жилы, в суставы. Вьется в мозгу блестящим волоском. Златой Дождь? Зевс напоминает потомкам, в каком облике он явился к Данае? Нет, море — вотчина Посейдона, Колебателя Земли. Зевс явился бы над морем, в туче-эгиде…
