— Спаси их! — требует Алкмена.
— Кого?
Он готов спасать кого угодно. Сизифа, Тантала — он выведет из Аида всех, кого боги подвергли мучениям. Он снимет Иксиона с огненного колеса. Да что там! — он поднимет из Тартара падших титанов…
Скоро рассвет. Серое молоко течет по двору. Серые птицы спят на заборе. Сизый дым, прошитый розовыми нитями, клубится вдалеке — там, за краем земли, запрягают солнечную колесницу. Женщина, с головой закутанная в черное покрывало, мечется у ворот. Мычит, размахивает руками.
— Почему она мычит?
— Она немая, — поясняет Алкмена. — Медия, рабыня.
И опять:
— Спаси их!
— Да кого же?!
…клянись, мама. Клянись Деметрой и Герой. Пусть покарают тебя, если ты откроешь мою тайну отцу. Клянись Гекатой. Пусть даймоны выпьют твою кровь, мама, если ты откроешь мою тайну отцовой жене. И Персефоной клянись. Да не будет тебе покоя и после смерти, если отец узнает все от тебя. Клянись! Твой язык нем, но тебе не обмануть меня. Я увижу, что ты поклялась. Да, я вижу. Слушай, мама. Сейчас я уеду с братьями и вернусь героем…
— Медия — мать Ликимния. Моего сводного брата.
— Ты читаешь ее мысли?
— Я знаю язык жестов. Ликимний еще маленький. Он все выболтал матери. Они уехали в полночь, мои братья. Колесницы ждали внизу, под холмом. Медия пыталась остановить сына, и не сумела. Она клялась ничего не говорить моему отцу и матери. Да она и не смогла бы! Отец спал с ней, но он никогда не понимал ее… Ликимний просчитался. Он не взял с Медии клятвы молчать передо мной.
— Сколько лет Ликимнию? — глупо спрашивает Амфитрион.
— Зимой будет одиннадцать, — рыдает Алкмена. — Если доживет…
Амфитрион не понимает. Ну, уехали. Ну, ночью. Молодые забавы. Он кажется себе пожившим, опытным мужем. Сейчас он утешит Алкмену, и все устроится.
— Они уехали сражаться! — кричит Алкмена ему в ухо.
— С кем?
— С сыновьями Птерелая!
…так надо, мама. Они прислали нам вызов. Да, прямо с Тафоса. Да, в Микены. Они плюют нам в лицо. Насмехаются. Считают прахом, ничтожествами. Если мы откажемся — это будет вечный позор. Отцы могут ссориться или мириться. На то они и отцы. Но мы, сыновья, обязаны помнить про свою честь. Вот увидишь, отец обрадуется. Мы вернемся с победой, и он возликует. Жди, мама. Мы условились о встрече в Элиде, на западном побережье. Там, где река Миния впадает в море, есть укромное местечко. Говорят, вода в реке очень вонючая…
— Почему ты не сообщила о побеге отцу?
— Отец страшен в гневе. Я боюсь. Он поднимет в погоню целый отряд. Если кто-то не уступит ему дорогу… Догони моих братьев! Верни их!
Она права, мелькает в голове Амфитриона. Если ванакт с отрядом кинется вдогон — это война. Правители соседних земель, не разобравшись, примут погоню за вторжение. А дядя не даст им разобраться. Гнев опьянит ванакта… Неужели — ловушка? Глупых, отважных Электрионидов в условленном месте будет ждать ладья — и полсотни телебоев. Опытных, умелых бойцов. Птерелай намерен предъявить Микенам требования? Или все-таки вызов? В любом случае дураков надо перехватить раньше, чем они вляпаются в беду…
— Тритон! — приказывает кто-то.
Это я, догадывается сын Алкея. Это я приказываю.
— Запрягай колесницу, Тритон. Мы выезжаем.
— И дубину, — соглашается Тритон. — Я возьму дубину, да.
— Хаа-ай, гроза над морем…
Грохот колес. Фырканье лошадей.
Серые ребра скал обросли мхом. Русла мелких рек пересохли. Жухлая трава. Дикие оливы. Можжевельник. Тропа вьется, исчезает в нагромождении камней. Змеи спешат отползти на обочину. Удача благоволит не ко всем. Бьют копыта, давят. Корчатся в пыли ужи и гадюки. В небе — крик ястреба. В лощинах — мирт. По склонам — розмарин. От запаха кружится голова.
Арголида заканчивается. Скоро начнется Аркадия.
Жаждущая сменится Медвежьей[47].
— Хаа-ай, Тифон стоглавый…
Ельники шарахаются назад, за спину. Уступают место дубовым рощам. В кустах мелькают лани. Или это пятна солнца? Тропа ползет вверх, к облакам. Перевал. Храм Артемиды; кипарисовая статуя богини. Тут удается сменить лошадей. Хвала тебе, Лучница! Ты не любишь охотников. Может быть, ты любишь колесничих? Свежие кони идут бодрее. Взору открываются истоки Инаха. Река мутная, пенится. На кручах растут дикие груши. Дальше — Бесплодное поле. Стекая с гор, паводок всякий раз грозит превратить эту равнину в болото. К счастью, воду поглощает глубокая расщелина. Дважды к счастью, время дождей наступит нескоро.
