— Радуйся, отец!
Вскочив, Амфитрион осушил чашу до дна.
Вино горчило. Во рту остался резкий, смоляной привкус. «Что это за женщина? — подумал Амфитрион, уставясь в угол. Взор туманился, разглядеть гостью не удавалось. — Рабыня? Прибиральщица?» В зале же творились злые чудеса. Увяли цветы венков. Собакой под бичом взвизгнула флейта. Объедки покрылись плесенью. Пахнуло смрадом падали. Женщина с удовлетворением облизывалась; казалось, ее кормят изысканным блюдом. С языка текла черная слюна. «Кто ее пригласил? Какая уродина…» Когда сын Алкея проморгался, мерзкая тварь исчезла. Там, где мелькнул призрак, сбились в кучу сыновья ванакта. Прекратив игру, они пялились на Амфитриона, словно впервые видели. Словно он их всех в бабки обыграл, голыми по миру пустил.
Зависть — родная сестра Победы — шустрая богиня.
Дитя мрачных вод Стикса[36].
— Дядька Локр! Дядька Локр, это ты?
На трубный вопль обернулась вся харчевня.
— Это я, Тритон! Иди сюда! Выпьем!
Судьба определенно улыбалась Тритону. С войны он вернулся жив-здоров (глаз не в счет) — герой-победитель! «Теперь все бабы наши! — перед расставанием хлопнул Тритона по плечу Эльпистик Трезенец, рыжебородый весельчак. — Главное, не робей! Героям робость не к лицу…» С Эльпистиком судьба свела Тритона в Орее, на побережье. Год они воевали бок о бок и успели сдружиться. Дрался рыжий, как зверь, а шутки у него были необидные. Тритон всю обратную дорогу думал: пошутил Эльпистик насчет баб, или нет? С пленницами-то ясно: кто их спрашивать будет? А вот чтоб не силком, по-хорошему… Тут Тритон, несмотря на советы приятеля, терялся. И зря — дело сладилось лучше лучшего. Прав был рыжий: робость — зло! Тритон давно привык, что над ним подтрунивают, но в этот раз не стерпел. Ладно, мужчины. Мужчине башку расколол, и квиты. Но чтоб гулящие девки туда же? Он вспомнил, как Амфитрион показал своего «карасика» дочке ванакта — и в ответ на очередную подначку проделал то же самое.
— Ого! — ужаснулась одна.
— Ого! — восхитилась другая.
И по лицам обеих Тритон все понял верно. Тут бы и круглый дурак понял, а Тритон был не круглый, а очень даже мускулистый. До утра он рьяно оправдывал ожидания девиц — и славно помял косточки обеим, доведя красоток до изнеможения. Затем — куда спешить? — продрых до полудня и проснулся с мечтательной улыбкой от уха до уха.
Вечером девки обещали прийти еще, и подружку захватить.
Явившись в харчевню, Тритон потребовал вина и мяса. Сейчас он пребывал в самом блаженном расположении духа. Жрать — от пуза, пить — хоть залейся. Война, правда, кончилась. Жалко. Зато смазливая краля сама на тебя залезть спешит! Что еще человеку надо? Компанию? Пить в одиночестве Тритон не любил. И тут — на тебе! — дядька Локр. Старый приятель Тритонова папаши. Лучше компании и не сыщешь!
Любимчик судьбы, ухмыльнулся Тритон. Я любимчик, да.
— Эй, дядька!
Локр — весь из узлов и канатов — сделал шаг. Остановился. Крепко уперся ногами в глиняный пол, словно в палубу корабля; не спеша повернул голову. Он всегда так делал — вначале смотрел, по-совиному выкручивая шею, а потом уже разворачивался целиком.
— Тритон? Сын кормчего Навплиандра?
Особой радости на лице моряка, изборожденном морщинами, не отразилось.
— Ага! Иди, да! Угощаю!
Тритон давно мечтал произнести эти слова. Сейчас он сиял от гордости. Он теперь не просто герой — он богатый герой! Доля добычи, выделенная ему Амфитрионом, в глазах тирренца выглядела поистине царской.
Моряк опустился на табурет напротив Тритона.
— Вина! Прамнейского!
В винах Тритон не разбирался. Он полагал так: чем крепче, тем лучше. Но прамнейское любил Эльпистик.
— Давно не виделись. Слышал, отец твой погиб… Как ты без него?
В словах моряка крылось недоумение. Парень — дурак дураком. А гляди ты, не пропал! Да к тому же не бедствует — угощает.
— Убили папашу, — Трион помрачнел. — Бабы.
— Какие бабы?
— Эти, значит. Вакханки.
— И как ты без него? — повторил вопрос Локр.
На столе объявился пузатый кувшин.
— А я с Амфитрионом! — Тритон наполнил чаши. — Слыхал? Он герой и лавагет! Ну, и я тоже, да.
— Тоже лавагет? — Локр не поверил ушам.
