— Ты поехал бы на берег!
— Я?!
— Да, ты! Вместо него! Поехал и обо всем бы договорился.
— Ты в своем уме? Я не смог бы поехать один. Только наш отец был способен на такое.
— Придумал бы что-нибудь! Вступил бы в переговоры…
— На виду у всех?
— На виду! Главное, чтоб не на слуху. Вы бы объяснились, Птерелай уплыл — и все бы решили: ты прогнал пиратов без боя. Враг устрашился могучего Сфенела!
— Умен ты, братец, задним умом! А кто меня в Микены звал? Вместе, мол, эту парочку очистим… Очистили, в Аид всех Пелопидов!
— Да уж, не вовремя они объявились…
Электрион отламывает веточку. Растирает меж пальцами пахучую хвою.
— А Птерелай — вовремя? Договаривались же, через три дня!
— Может, твой человек напутал?
Электрион испытующе смотрит на брата. Во взгляде нет гнева — только досада.
— Мой человек все передал слово в слово. Не знаю, почему Птерелай приплыл раньше. Хорошо хоть, Алкея пощадил. Телебоям до зарезу нужен Сосновый остров[27]! Им нельзя с нами ссориться…
— Ты прав, — кивает ванакт.
Они со Сфенелом словно поменялись местами. На совете Персеидов кивал и соглашался младший.
— Хромой осел! — негодует Сфенел. — Кто ж мог знать, что он возомнит себя Ареем, Губителем Мужей! Теперь у него сломаны обе ноги, и он решит, что стал Гефестом! Выкует нам новые заботы… Радуйся, брат мой! Мы споткнулись о калеку!
— Никогда, — говорит ванакт. — Никогда не оскорбляй при мне старшего брата.
Сфенел умолкает.
— Никогда, — повторяет ванакт.
И гонит ссору прочь резким взмахом руки:
— Без нас Птерелаю не бросить якорь у берегов Пелопоннеса. В Орее он уже пытался… — Электрион хохочет, вспугнув куропатку в траве. — Наш племянник выщипал Крылу Народа перышки!
Сфенел кривится. Слава племянника ему — кость в горле. Электриону хорошо: тронос делить не с кем. Хозяин Микен еще при жизни отца хлебнул из чаши самовластья. А в Тиринфе тронос один.
— Надо послать доверенного гонца к Птерелаю, — требует младший Персеид. — Назначить встречу заново. В безлюдном месте! И чтоб никто не прознал. Особенно твой возлюбленный племянник. Вояка! Схватится за меч — поди удержи…
Сорвав лист лопуха, Электрион плюет на ладонь.
— Не любишь ты Алкеева сына, братец, — ванакт оттирает руки от крови. — И скажу тебе: зря. Амфитрион — парень с головой. Поймет выгоду, оценит. Как дело сладится, я ему растолкую: что да зачем. У меня от будущего зятя секретов нет! Мы с ним душа в душу!
При виде мрачного Сфенела он вновь разражается хохотом.
— Ладно, идем, — отсмеявшись, говорит ванакт. — Нам еще Пелопидов очищать, будь они неладны…
Горелый прах ягненка братья, вернувшись к святилищу, зарыли в землю. Сфенел полил холмик вином; Электрион — кровью жертвы, оставшейся в чаше. Так всегда поступали, совершая приношения подземным богам, героям и покойникам.
О да, героям и покойникам.
Оливковое масло бормотало и пузырилось.
Молоденькая стряпуха царила над котлом, как Персефона над «рекой скорби»[28]. Улучив момент, она высыпала в масло лук, нарезанный кольцами, и «вонючую розу»[29]. Если раньше в котле жило кубло змеенышей — детки превратились в матерых гадюк. Шипенье встало — хоть уши затыкай! Соблазнительный дымок потянулся по двору, заставляя людей принюхиваться, а собак — оглушительно лаять. Дождавшись, когда лук зарумянится стыдливой девой, стряпуха открыла крышку корзины, где ждала своего часа рыба. Разделанная заранее, натертая солью и сбрызнутая уксусом, кефаль плюхалась в масляную бухточку кусок за куском. Сверху — дождь над морем — пролилось вино. Вослед упала мелко порубленная зелень.
И крышка опустилась на котел.
Мужчины страдали. Они слонялись поодаль, стоически делая вид, что рыба их не интересует. Пища истинного героя — мясо. Хребтина вепря, полная жира. Нога оленя. Копченый окорок. Дрозд, наконец! Пестрый дрозд, которым так радостно похрустеть! Рыбу же пусть едят слабые женщины, чья участь — прялка и веретено. Вот пусть и едят! Они пусть едят, а мы, сцепив зубы, с мучительным презрением…
Стряпуха заглянула под крышку, хмыкнула с удовлетворением — и добавила ломтики сладкого перца, а также дольки агуроса[30]. Выждав, пока овощи дойдут, она деревянной ложкой, способной оглушить циклопа, принялась таскать лакомство из котла в особую корзинку. Масло текло на землю, привлекая псов. Мальчик палкой отгонял свору от ковриг ячменного хлеба. Ребенок, и тот знал: вкушая пищу без хлеба — навлекаешь на себя гнев богов.
