— Споры? Не хочу я решать споры козопасов и гончаров! — возмутился сын Алкея. Сказанным Гий вязал его по рукам и ногам. — Пусть спорами занимается Сфенел…
— Да? А я уж было решил…
— Что?
— Что один бойкий герой не прочь занять тронос Тиринфа, — сообразив, что жизнь его висит на волоске, Гий затараторил: — Ты спросил, почему Птерелай не убил твоего отца, вот я и подумал…
— Чем ты подумал? Задницей?! Отец напал первым. Копье отца отправило в Аид кормчего ладьи. И вот вам — Птерелай пощадил хромого Алкея! Калеку пожалел, да? Я полтора года воевал с телебоями! Знаю я их жалость…
— Люди с годами меняются. Тебя долго не было дома… Не сердись! Ты — воин, внук Персея. Я же — сын советника. Отец учил меня видеть в словах второе дно. Случается, я вижу его там, где дна нет и в помине.
— Значит, так, сын советника… Утешь моего дядюшку: пусть посидит на троносе, пока отец выздоравливает. Я не стану ему мешать. Но я возвращаюсь домой, и хватит об этом.
Внезапно Гий успокоился:
— Сфенел не поверит, что ты доброй волей уступаешь ему Тиринф. Даже на время. Будет искать подвох — и в итоге найдет повод для ссоры. Вы с ним никогда не ладили.
— И что мне теперь? Домой — ни ногой?!
— А ты хочешь, чтоб твой дом вскипел котлом на костре? Тиринфяне любят тебя. Все любят победителей! Знаешь, сколько было разговоров о тебе, да о твоей добыче? Но и у Сфенела есть сторонники. Допустим, ты ни во что не станешь вмешиваться. Одно твое присутствие в Тиринфе уже развяжет людям языки. А там и до кулаков недалеко, и до ножей.
— Все так серьезно?
— Более чем. Пусть Сфенел погреет тронос, порадуется. Глядишь, глупостей наделает. Поправится Алкей, ты вернешься, твой отец со временем передаст тебе тронос…
— Дался вам этот тронос, — буркнул Амфитрион, сдаваясь. — Ладно, остаюсь в Микенах. Но едва отец пойдет на поправку…
— Сразу сообщим!
— И скажи, чтоб пригнали сюда мой скот. Овец, коров…
— Всех?! — ужаснулся друг детства.
— Советничек! Тебя послушаешь — голым по миру пойдешь… Всех не надо. Гоните так, чтоб пристойно выглядело. И подарки из добычи отбери. Дяде, сестре, остальным… Не нахлебником же мне в Микенах сидеть!
«А ведь я позволил себя уговорить, — с опозданием сообразил Амфитрион, когда многоречивого Гия уже и след простыл. — Как отец на семейном совете. Только отца вдвоем уломали, и то с трудом… А на тебя, герой, одного Гия хватило. Ты, помнится, еще отца укорял…»
На душе было гадко. В ней, как мухи над выгребной ямой, жужжали два мудреца, донимали вопросами. «Почему все-таки Птерелай пощадил твоего отца? — зудел первый. — Ты веришь в благородство вождя телебоев? И вообще, что делали пираты близ Навплии? На единственной ладье?» Не знаю, отмахивался Амфитрион. Поди прочь! «Тогда, может быть, ты знаешь, — приставал второй, — с чьего голоса пел твой друг детства? Со своего собственного? Вряд ли. Папаша-советник надоумил? Или дядюшка Сфенел? Не лезь, племянничек, куда не надо, кукуй в Микенах! А мы тронос седалищем погреем — глядишь, прилипнем…»
У дверей ворочался Тритон: чуял раздрай.
Храпом грозил врагам.
Тонкий и мягкий ремень из кожи хорька был насквозь пропитан оливковым маслом. Сперва — набросить петлю на запястье. Теперь обмотка. Виток — на мизинец. Виток — на безымянный палец. По витку — на средний и указательный. Обмотаем ладонь — слой за слоем. И в конце закроем ремнем большой палец, пустив финальные витки опять же на запястье…
— Не туго? — спросил Амфитрион.
Старший сын Электриона сжал и разжал кулак.
— Отлично!
Шутя он нанес удар, целясь Амфитриону в глаз, повторил шутку — и, смущенный, оставил пустое занятие. Одно дело, когда твои удары не достигают цели, как говорится, «на шаг муравья». Этим можно гордиться. И совсем другое — когда мишень, не двигаясь с места, глядит на тебя с немым вопросом: что дальше?
— С кем будешь биться?
— С Горгофоном. А ты?
— Я слаб в кулачном бое, — отговорился Амфитрон. — Я буду зрителем.
— Может, судьей?
Не дожидаясь ответа, парень умчался на площадку — там его, приплясывая от нетерпения, уже ждал брат-близнец. Высоко подняв руки, бойцы закружили по утоптанному песку. Дрались Электриониды, как принято на состязаниях — целясь сопернику в голову, и никуда больше. Руки они обматывали по новой моде — только правую. Шлемами парни пренебрегли. Амфитрион быстро перестал соображать, кто из братьев Горгофон, а кто — Амфимах. Он и раньше путался в дядиных сыновьях, как ребенок в дремучем лесу. С ужасом глядя на четыре пары близнецов, награжденных вдобавок общим семейным сходством, он безнадежно гадал: Горгофон? Филоном? Номий? Нет, Номий выше, а это Еврибий… Или не Еврибий? Близнецы, подумал он. Жребий нашего рода. Приятно ли бить лицо, до мелочей сходное с твоим? Наверное, после боя подслеповатый старец — и тот без труда различит братьев. Или они — мастера ставить друг дружке одинаковые синяки?
