— Лавагета у Фив тоже нет.
— Не было до сегодняшнего дня. Отныне ты, Амфитрион, сын Алкея — полководец Семивратных Фив.
— Я этого не просил.
— А ты вообще умеешь просить? — Креонт осекся, вспомнив, каким сын Алкея пришел в Фивы. Три года просил, до дыр испросился, и все впустую. — Извини. Мой язык слишком быстр. Ну что, лавагет? Согласен?
— Благодарю за честь.
Встав, Амфитрион отсалютовал Креонту кубком.
— Это не честь, друг мой. Это большая головная боль. И поход на телебоев — всего лишь первый ее приступ. Завтра я объявлю о своем решении. Бери людей, оружие, припасы — все, что нужно. Жаль, конечно…
— О чем ты жалеешь? Сомневаешься в успехе?
Креонт поднялся с кресла, прошелся по мегарону, разминая затекшие ноги. Встал перед фреской, где в битве сошлись два отряда. Рты, исковерканные криком, воздетые к небу копья. С Олимпийских высот на воинов взирал Арей Губитель в конегривом шлеме. Фреска была единственной в зале, изображавшей войну. На остальных — пиры, стада, женщины с колосьями в руках. Много мира и чуть-чуть войны. Этого хватало, чтобы мир казался хрупким.
— Мне жаль, что ты недолго пробудешь фиванским лавагетом.
— Не хорони меня раньше времени!
— Напротив, — обернувшись, Креонт подмигнул собеседнику. — Я желаю тебе долгой жизни и благоденствия. Если бы это зависило от меня, ты бы жил вечно.
— Ты доверяешь мне войско только на время похода?
С видимой досадой Креонт потер переносицу. «Зачем ты делаешь из меня дурака?» — читалось на лице басилея. В своем удивлении он был не одинок. Амфитрион тоже чувствовал себя дурак дураком. Намеки Креонта оставались для него тайной за семью печатями.
— Сын Алкея Могучего. Внук Персея Горгоноубийцы. Внук Пелопса Проклятого, — Креонт произносил слова нараспев, как гимн. — Победитель Тевмесской лисицы. Гроза телебоев. Сокрушитель Птерелая Неуязвимого. Избавитель Пелопоннеса от тафийских пиратов. Муж дочери микенского ванакта. Законный претендент на тронос Микен. Славных Микен. Златообильных Микен…
— Я не собираюсь…
— Расскажи это рыбам в море. Они поверят. Микены с радостью примут героя! Твой дядя Сфенел? Если я хоть что-то понимаю в политике, он сам уступит тебе власть, удовольствовавшись Тиринфом. Ванакт Амфитрион! Народ будет ликовать. Полагаю, десяти лет тебе хватит, чтобы возликовал весь Пелопоннес. Возможно, понадобятся две-три небольших победоносных войны. Но ты справишься!
— Ты басилей, — вздохнул Амфитрион. — Ты думаешь в точности, как они.
— Кто?
— Басилеи Пелопоннеса.
— Поход на телебоев? — спросил басилей Тегеи.
— Надо подумать, — сказал басилей Мантинеи.
— Надо подумать, — сказал басилей Птолиса.
— Надо подумать…
— Мне нужен ответ, — сказал Амфитрион. — Я должен знать, на кого могу рассчитывать.
— Нет, — сказал басилей Спарты.
— Нет, — сказал басилей Орхомена.
— Нет, — сказал басилей Коринфа.
— Нет…
— Что — «нет»? — спросил Амфитрион. — Вы отказываетесь присоединиться к походу? Или отказываетесь дать немедленный ответ? Что вам нужно, чтобы принять решение сейчас?
— Дай клятву, что никогда не сядешь на тронос Микен, — сказал басилей Фенея. — Я не хочу, чтобы однажды Амфитрион, ванакт микенский, встал под фенейскими стенами.
— Дай клятву, что не сядешь на тронос Тиринфа, — сказал басилей Кафии. — От Тиринфа до Микен — один шаг. Я не хочу, чтобы ты пришел в Кафию с бронзой в руке и славой за плечами.
— Дай клятву, — сказал басилей Коринфа. — Иначе ты всех нас приберешь к ногтю. Ну и что, что уже клялся? Мне тоже поклянись.
— И мне…
— Клянусь, — сказал Амфитрион.
— Арголида согласна.
— Лакония согласна.
— Ахайя согласна.
— Аркадия согласна.
— Мессения согласна.
— Элида согласна.
Они боялись очистить изгнанника. Боялись, что очищенный изгнанник вернется живым кошмаром, новым Пелопсом Проклятым, объединителем Пелопсова Острова. Но если очистим не мы, и если впоследствии не вернется — отчего же не пограбить, поживиться за компанию с чистым, как родниковая вода, изгнанником? Ты только убей Птерелая, говорили они. Убей Неуязвимого. Ты — внук Персея, ты сможешь.
«Сможешь ли?» — сомневались их глаза.
— Отречься от власти ради похода? Взвалить на себя сотню клятв ради выполнения одной-единственной? Твой дед мог бы гордиться тобой. Мало кто на такое способен.
