Тигров что ли он держит на нижних этажах? В таинственность все играет, тоже мне Синяя Борода.
26 августа. Погода все эти дни стоит чудесная. Работы чуть поубавилось, так что я больше стал бывать на воздухе, загорел. Вчера во время прогулки встретил Зонта. Она, оказывается, любительница бадминтона. Сыграли с ней несколько партий, я проиграл с разгромным счетом. Расстались друзьями.
Снова прилетали генералы. Пробыли, правда, недолго, но, видимо, визит был удачный, потому что старик ходит именинником. Заходил в нашу лабораторию, смеялся, хлопал по спине, все тот же вопрос: „Почему вы не женитесь, Жу-жу?“. Сказал, что он весьма доволен мной и хочет предложить мне другую работу. Я был, конечно, польщен. После его ухода Зонта спросила меня, почему старик зовет меня Жу-жу. Я сказал ей, что так меня звали в студенчестве, и мы добрых пятнадцать минут вспоминали молодость. Оказывается, она окончила Саламанкский университет. В ней и в самом деле, есть что-то испанское, от Карменситы. Договорились вечером поиграть в бадминтон. Весь день с нетерпением ждал вечера.
19 сентября. Уже два дня идет дождь. Шеф ходит еще более пасмурным, чем небо. Дело в том, что от него уехал его ближайший помощник Ник Чатраги. Я его немного знал. Отличный парень и, говорят, большой умница. Шепчутся, что перед отъездом у него был крупный разговор со стариком, но о чем — никто не знает. Действительно, что они не поделили? Гильда говорит, что расхождение по этическим вопросам. Я этого что-то не пойму.
Жаль, что погода скверная, и нельзя поиграть в бадминтон. Мне стало как-то не хватать общества Гильды.
20 сентября. Не знаю, с чего начинать. Я сегодня чертовски счастлив! Уже час ночи, а я, вместо того, чтобы спать, сижу над дневником. Сегодня вечером пошел в библиотеку, сделать кое-какие выписки и почитать новые журналы. Никого не было. Я просидел довольно долго и уже собрался уходить, как вдруг вошла Гильда! Она была в красном с черным платье — просто прелесть какая красивая. Взяв со стеллажей какие-то книги, она села рядом со мной. Сначала мы с ней говорили о статьях в новых журналах, потом просто о чем-то, я уж не помню, и тут я сказал ей, что она побледнела и что ей надо поберечь себя. Она ответила, что она, действительно, ужасно выглядит в последнее время и сама это замечает. Я смотрел на нее и чувствовал, как у меня холодеет на сердце. Лицо у нее сейчас было нежнейшей фарфоровой белизны и на нем огромными драгоценными камнями выделялись блестящие черные глаза. Я никогда особенно не задумывался над тем, когда в сонетах или иных каких стихах поэмы сравнивали женские губы с цветочными лепестками. Но тут я подумал, что это не так уж и далеко от истины.
Я промямлил что-то в том смысле, что цвет лица у нее совершенно чудесный и что в этом платье она очень красива. Пугаясь собственной смелости, я осторожно взял ее за руку и все пытался вспомнить, что же говорят в подобных ситуациях остроумные и обворожительные герои кинофильмов.
В библиотеке было очень уютно, как-то даже по-домашнему уютно: тишина, полумрак, настольная лампа под зеленым абажуром. И никого — только мы с ней вдвоем. Я уж не помню, как я ее поцеловал, и она мне ответила. После этого она убежала, а я остался и долго проводил в порядок свои мысли. Странно, мне уже тридцать лет, но до сих пор такие вещи производят на меня впечатление, как на гимназиста средних классов. Что же будет дальше?
22 сентября. Сегодня меня вызвал старик и предложил мне работать с ним вместо Чатраги. „Я вполне оценил ваши способности и ваше трудолюбие, — сказал он мне. — Я верю, что вы оправдаете мое доверие“. Черт побери, неужели я, наконец-то, начинаю восхождение? Когда я уходил, старик, подмигнув, задал все тот же вопрос: „Почему вы не женитесь, Жу-жу?“ И надо сказать, я впервые задумался над этим. Действительно, почему?
23 сентября. Пришел в свой новый кабинет. Ковры, стол, телефоны, диктофон, кресла. Неплохо жилось этому Чатраги! Что его заставило уйти? Завтра буду знакомиться со своей, только мне подчиненной группой. Это несколько лабораторий. В нынешнем моем положении плохо только одно — не буду каждый день, как раньше, видеть Гильду. Может, ее перетащить к себе? Да нет, пожалуй, старик не отпустит ее от себя. Впрочем, поживем — увидим.
