”… Нам такой пропаганды не нужно, — подчеркнул он. — Мы в ней не нуждаемся. Само существование Советской власти, ее рост, ее материальное преуспеяние, ее несомненное упрочение является серьезнейшей пропагандой …
Все это не очень вписывалось в концепцию пролетарского интернационализма как ее понимал Ленин. Одно дело поддержка международной революции, как долг российского пролетариата перед пролетариатом других стран, и другое дело поддержка революции в интересах предотвращения внешней интервенции против России. Одно дело выступать с вооруженной силой для помощи революционному движению в других странах, или по крайней мере предоставлять материальное и политическое содействие, и совсем другое дело оказывать поддержку «силой примера». Развивая сталинскую логику чуть дальше, можно было прийти к весьма интересным выводам. Если главная цель состояла не в мировой революции, а в предотвращении внешней агрессии, то что мешало прибегнуть для этого к помощи не
одних только коммунистов? Что, наконец, мешало вообще использовать не революционные, а традиционные методы, такие, например, как создание блоков и коалиций с другими, так сказать, «империалистическими» державами. Похоже, что тогда подобные вопросы стали задавать себе многие члены партийного руководства. Сталин даже вынужден был констатировать появление некоего «националистического умонастроения» нового типа. Выступая в Свердловском университете, он так обрисовал существо этого «умонастроения»:
«Поддержать освободительное движение Китая? А зачем? Не опасно ли будет? Не рассорит ли это нас с другими странами? Не лучше ли будет установить нам «сферы влияния» в Китае совместно с другими «передовыми» державами и оттянуть кое–что от Китая в свою пользу? Оно и полезно и безопасно …
Поддержать освободительное движение в Германии? Стоит ли рисковать? Не лучше ли согласиться с Антантой насчет Версальского договора и кое–что выторговать себе в виде компенсации? … Сохранить дружбу с Персией, Турцией, Афганистаном? Стоит ли игра свеч? Не лучше ли восстановить «сферы влияния» кое с кем из великих держав?» —
Тогда Сталин подверг данное «умонастроение» критике, назвав его «путем национализма и перерождения, путем полной ликвидации интернациональной политики пролетариата». Однако, не может не вызывать вопросов, почему Сталин вообще коснулся этой темы. Означало ли это, что данные настроения были столь сильны, что с ними надо было бороться? Или, может быть, Сталин просто избрал такую иносказательную форму, чтобы поделиться со слушателями своими сокровенными мыслями? В пользу этого последнего предположения свидетельствует тот факт, что буквально через несколько лет по ряду ключевых международных проблем Сталин займет позицию, как нельзя луч е вписывающуюся в указанное «умонастроение».
Следует также учитывать, что в своей критике националистического «умонастроения» он фактически нигде не отошел от занимаемых им принципиальных позиций. Этого ему удалось достигнуть путем построения замысловатых формулировок, вроде бы, устанавливающих логическую связь там, где ее в действительности не было. Сталин, например, вел речь о поддержке «освободительного», а не пролетарского революционного движения как в отношении Китая, так и в отношении Германии, находившейся под гнетом Версаля. А это, вполне понятно, далеко не одно и то же. Причем, рассматривал он такую поддержку, прежде всего, во вне неполитической плоскости, как противодействие давлению на Россию со стороны англо–американского блока, который он тогда рассматривал как главную враждебную силу.
«… Во главе стран капитализма, — отмечал Сталин на 14-ом съезде партии, — становятся две основные страны — Англия и Америка, как союз англо–американский. Во главе недовольных и борющихся насмерть с империализмом становится наша страна — Советский Союз …, создаются два основных, но противоположных центра притяжения и сообразно с этим — два направления тяги к этим центрам во всем мире»>66.
Характерно, что и здесь Сталин ведет речь о всех «недовольных», а не о коммунистическом или рабочем движении. Это говорит о том, что он рассматривал возможность создания гораздо более широкой коалиции сил, которая включала бы и национально–освободительные движения и даже любые другие государства, имевшие по тем или иным причинам противоречия с англо–американским блоком. Причем, в этом раскладе сил коммунистическому и рабочему движению отводилась далеко не первая роль.
