И месяца не прошло, смотрю на доску приказов и не верю своим глазам. Мне зарплату прибавили! Впервые за 10 лет! А главное, формулировка: «За творческий рост».
Вот это Чертогон!
Когда я пришла в театр после окончания театрального вуза «с отличием», зарплату мне дали 69 рублей. Это была первая, самая низшая ставка. На дверях Театра висело объявление: «Требуется уборщица. Оклад — 75 рублей». Когда я стала получать 75 рублей, уборщица получала 85 рублей. Когда мой оклад стал равен 85 рублям, уборщица рванула на 100 рублей. Так что догнать уборщицу не представлялось никакой возможности. Я даже стала шутить, что «повышалась по низам». И тут вдруг 120 рублей! Такой реванш! Интересно, что теперь уборщица обо мне подумает?
Я была счастлива, все мои друзья меня поздравляли.
В это время в Театре на выпуске был один спектакль на современную тему. А кроме этого, наш Главный затеял поставить классику со Смоктуновским в главной роли. Как-то утром звонят мне домой и приглашают на репетицию классики. Боже! Даже поверить трудно в такое счастье! Репетиции пока «застольные». Читаю. Прямо во время читки Иннокентий Михайлович говорит:
— Наконец-то! Столько времени искали! Вот же она — княжна!
Все одобрительно поддакивают. Радости моей не было предела. Не ем, не сплю, мечтаю о репетициях!
Вдруг снова звонок из Театра. Вызывают на репетицию современной пьесы. Ничего понять не могу. Там ведь уже спектакль на выпуске. По телефону велели взять какой-нибудь костюм для репетиций. Беру простую белую кофточку и клетчатую юбочку в складку. Вроде мне это идёт, но скромно. К роли подойдёт. Прихожу в Театр, вижу, в гримёрной сидит актриса, которая эту роль играла, а Чертогон её отстранил. Я в ужасе, это что же, мне на «чьих-то костях» карьеру строить? Нет, тут что-то не чисто. Она плачет, а я зашла к ней в гримёрку, обняла и говорю:
— Послушай, не плачь, это долго не продлится. Вот увидишь, скоро опять ты играть будешь.
— Почему ты так думаешь?
— Ну, я ведь себя знаю, — сказала я и пошла на сцену.
В общем, репетировали мы недели две. Причём днём на сцене, а вечерами в зале. И держал он всех до двух — до трех часов ночи. Все терпят, молчат, а за спиной его кроют. А я, как только время без четверти час, встаю и домой собираюсь. Он в крик:
— Куда?!! Всё к мужу своему спешишь?!!
— Вы меня извините, у меня ребёнок дома, а метро сейчас закроется.
— На машине отвезут!
— Спасибо, не надо.
И ухожу. Все смотрят и молчат. Тогда он на другой день всех в 10 вечера отпустил, а меня одну оставил. И снова о моём папе начал вспоминать. А меня от этого просто передёргивает. А он говорит, говорит, уж не помню что, а сам ко мне всё ближе подходит. Волосы всклокоченные, немытые, изо рта брызги во все стороны летят. Я невольно отступаю. Он заметил, остановился и спрашивает:
— Я тебе что, противен?
Я ему прямо в глаза смотрю и говорю:
— Знаете, я терпеть не могу ничего чужого и ворованного. — Он посмотрел на меня внимательно и вышел.
На другой день я пришла на сценическую репетицию в другом костюме.
— В чём дело?!! — слышу его крик из зала. — Почему в этом платье? Иди, переоденься!
— Мне не во что.
— Как это? Где та кофта и юбка? — кричит.
— Я их постирала.
— Стоп! Репетиции не будет, пока ты не переоденешься! — кричит на весь театр.
Ухожу со сцены к себе в гримёрку.
«Вот глупость, — думаю, — какая разница, в чём я одета?» Неожиданно открывается дверь, и вбегает его святая жена:
— Вика, милая, прошу тебя, надень то, что он просит.
— Слушай, ты что, с ума сошла? Ты за него ещё хлопочешь?
— Девочка, милая, прошу, ты с ним не спорь, сделай как он хочет.
«Ну, — думаю, — такого я ещё не видела. Наверное, это и есть жертвенная любовь».
— Да пойми ты, я ведь правда всё постирала! Просто с утра погладить не успела. Я не думала, что это так важно.
В общем, репетиция сорвана. Чертогон в бешенстве. И завтра репетирует та самая первая артистка, а я вместо неё сижу в зале. Во время перерыва я ей шепчу:
— Вот видишь, я же тебе говорила, что всё долго не продлится.
Он издевается над ней ужасно, и всё на моих глазах. Периодически, глядя на меня, кричит:
