— Да, и он либо в отъезде, либо не подходит ее отцу, потому что я почти не слышал ее смеха за эти три дня, а это не свойственно красивым девушкам,— кивнул Магриб, соглашаясь.
За решеткой окна мелькнул огонек, и на веранде появилась Фейра с подносом в руках. Составив на ковер лампу, кувшин вина и два серебряных кубка, она уселась подле, скрестив ноги в пестрых шальварах.
— Не мог бы ты рассказать еще что-нибудь о далеком Кхитае, о мудрейший?— робко попросила она.— Вчера я слушала, забыв о времени и поставленном тесте. Отец бы сильно отругал меня, если бы увидел здесь, но мне так хочется послушать о далеких странах и всяческих диковинках…
— Твой отец сам мог бы рассказать тебе немало удивительных историй, дитя мое, — ответил Магриб. — Нет-нет, Конан, мне больше не нужно вина, пей сам. Так что же, моя роза, неужели мало диковинок в вашем доме? Твой отец знает толк в редкостях, я видел у него, к примеру, кремниевые наконечники стрел пиктов, что живут далеко на севере и поклоняются не Эрлику и пророку Его, а лесным деревьям. Или тот удивительный амулет в виде львиноголовой богини стигийцев — кто только достал ему эту вещь из гробницы самой жрицы Амноратхес! Или эти кубки, что ты сейчас принесла: они из Аквилонии. Истории этих вещей достойны быть записанными пером птицы Симург!
— Это кто такая?— заинтересовался Конан, наливая себе вина.
Луна, уже поднявшаяся над домом, отразилась в маленьком черном озере с серебряными берегами, и киммериец, забавляясь, шумно отхлебнул, не наклоняя кубка.
— Волшебная птица, живущая тысячу лет. Я расскажу о ней как-нибудь потом,— ответил Магриб и снова обернулся к Фейре:— Ты смотришь так изумленно, дитя,— неужели он никогда тебе ничего не рассказывал.
Фейра покачала головой, опустив глаза и теребя ленту в косе.
— Нет, мой господин!— печально ответила она.— Боюсь, ты о них знаешь больше, чем он сам. Он лишь владеет всеми этими сундуками с безымянными сокровищами. И знает их цену в золоте, не более того. — Она снова тяжко вздохнула.
— На это я могу тебе сказать, что цены, по меньшей мере, одной редкой вещи он не знает, — сказал задумчиво Магриб.— И я бы охотно перекупил ее у Бахрама, пока она еще не выцвела и не истрепалась.
— Какую?— спросил Конан, в котором заговорила шадизарская воровская выучка: всегда полезно знать, где в доме лежит дорогая вещь, не имеющая ценности в глазах хозяина,— ведь если она пропадет, он хватится ее не скоро.
Конану не раз приходилось видеть самые удивительные вещи в самых неподходящих для них местах — а после сбывать их с большой выгодой. Для этого надо было знать толк в ценных безделушках — в противовес непросвещенному хозяину вещицы. Но до сих пор Конан не замечал в Бахраме подобной неосведомленности.
Первое, что сделал астролог, увидев новых людей — Амаля и Конана — продемонстрировал им свое собрание редкостей, с подробным изложением, каких трудов ему стоило их достать, и сколько золота он заплатил за каждую.
При этом и, в самом деле, не прозвучало ни слова о том, кто их сделал и для чего.
— Я говорю о кхитайском тканом ковре,— пояснил звездочет.— Я видел множество вышитых кхитайских ковров, но ни разу не встречал тканого. К тому же столь тонкой работы и столь ярких красок. Я был поражен, когда увидел эту бесценную вещь лежащей во дворе, у самого входа. Его место на стене, и стена непременно должна быть северной, чтобы шерсть не потускнела от солнца.
— А,— сказал Конан,— я понял, о каком ковре ты говоришь. Такой небольшой, примерно три локтя на пять, синий, как кусок неба, и весь в летящих птицах. Я его тоже заметил. Когда я шагнул на него и глянул под ноги — в первый миг испугался, что наступил на живого удода, так он был похож на настоящего: пестрый, с распластанными крыльями. Красивый ковер.
— Ты ошибся, о, мудрейший,— еле слышно сказала Фейра.— Это не кхитайский ковер. Его ткали здесь, в Хоарезме. Это работа мастера Тая, он умер в прошедшее полнолуние. Это… это был его последний ковер.
Изумлению Магриба не было предела.
— Последний ковер мастера Тай Цзы?— переспросил он.— С летящими в небе птицами? И твой отец держит его в пыли и жаре двора, где его топчут ноги всех, кто входит и выходит? Да я знаю не менее десятка людей, которые отдали бы за этот ковер все свои богатства!