Влюбиться в Венеции, умереть в Варанаси - страница 14
— Так когда вы приехали в Венецию?
Он смотрел, как она произносит слова. Это был самый обычный на свете вопрос, и, хотя ему оказалось не под силу нарушить чары, Джефф по крайней мере смог перестать строить из себя идиота.
— Только что, пару часов назад. А вы?
— Вчера.
Она была американкой.
— Откуда вы?
Они уже говорили. Они беседовали. Так все и получилось: она что-то сказала, он ответил. Все просто.
— Лос-Анджелес, — сказала она.
Он прикусил язык, едва не ляпнув «завтра же переезжаю туда», а вместо этого поинтересовался, первое ли это для нее биеннале.
— Второе. Я была тут в прошлом году. То есть два года назад.
Джефф с энтузиазмом закивал. Два года назад. Просто поразительно, каким волшебным, каким интересным может быть столь простое утверждение.
— А вы?
— Только один раз, четыре года назад.
Это был самый захватывающий разговор в его жизни, но продолжать в том же духе было нельзя. В какой-то момент придется вырваться из круговорота банальностей. Она смотрела на него так, словно ждала, ждала, что он скажет что-нибудь интересное… и если этого не произойдет, она будет искать повод прервать эту беседу ни о чем.
— Мне нравится ваше платье, — вырвалось у Джеффа.
Эффект был двойным: с одной стороны, напряжение у него внутри стало меньше, а с другой — и любопытным образом одновременно, — куда больше. Слишком близка была эта фраза к провозглашению любви к той, что находится внутри платья.
— Спасибо, — сказала Лора.
Сразу стало ясно, что она полностью отдает себе отчет в произведенном на Джеффа впечатлении, но вместо того, чтобы еще сильнее напрячься, он вдруг расслабился.
— Прекрасное платье, — заявил он прямо, — но чем бы оно было без плеч. И что еще важнее, без…
Она чуть приподняла брови — удивленно, неопределенно. Сказать «без груди» было бы ужасно — это бы сразу порвало ту нить, что начала свиваться между ними, и хотя голова у Джеффа была, как всегда, набита грубостями, он сказал именно то, что сказал:
— …без ключиц, — словно и не хотел сказать ничего иного.
Она явно расслабилась — он не оказался полным тупицей! — и была польщена.
— Что ж, спасибо еще раз.
Он говорил искренне. Плечи ее были нешироки и хрупки, но выглядели сильными.
— Полагаю, мне следовало бы вернуть комплимент…
— Умоляю, не чувствуйте себя обязанной.
— Нет, мне бы и вправду хотелось.
— Ну хорошо. Рубашка подойдет?
Он раскинул руки. Жест получился довольно неопределенный — не то красуется, не то плечами пожимает.
— Рубашка хороша.
— Спасибо. Вижу, мне придется вытаскивать его из вас по кусочкам, но это моя любимая рубашка. Она такая…
— Голубая?
— Нет.
— Мятая?
— Эээ… нет. Хотя да, можно было складывать поаккуратнее. Нет, я искал слово… «мужественная», что ли. Извините, мне не следовало это говорить. Вы и так к этому шли.
— Неужели? Я-то думала, я иду к «дешевая с виду».
— Так это и есть синоним к «мужественная». Вот ваше платье как раз выглядит дорого.
— Что, в свою очередь, есть синоним к…
— Именно.
Ого, он уже ловил все на лету. От былого паралича не осталось и следа. Если Джефф что и чувствовал сейчас, так это чрезмерную самоуверенность.
— Пятьдесят долларов, эконом-магазин.
— Да что вы! А смотрится так, будто стоит, ну, не знаю, вдвое дороже.
К ним подплыл официант.
— Желаете беллини? — галантно вопросил Джефф.
Они поменяли свои пустые бокалы на полные. Покончив с этими вводными упражнениями, они заговорили о биеннале, о том, кто где остановился и насколько. Она улетала в воскресенье. Джефф разглядел ее поближе. Родинка на скуле, сережки (маленькие, золотые), довольно полные губы.
Тут к ним обернулись Фрэнк и ее подруга.
— Мы идем посмотреть, не даст ли нам аудиенцию Брюс Нойман
