— Спасибо, — с удивлением в голосе ответила Мишель. — У нас тут жара — тридцать два градуса. Устроили пикник на берегу.
— Замечательно!
— Бетт понравилось. Не кладите трубку, я ее сейчас позову.
Подошла Бетт.
— Мам? Я уж думала, ты не позвонишь. Чем вы там с Джулией занимаетесь? Очень холодно? Или идет снег? Здесь жарища — совсем не похоже на Рождество.
У Бетт был несчастный голос. Джесс поспешила заверить ее, что с ней все в порядке. Стоит нормальный рождественский мороз. Она очень скучает по дочери.
— Мам, тебе не слишком тоскливо?
— Нет, нет.
— Позвать папу?
— Разве что на пару слов.
После короткого обмена поздравлениями у Джесс возникло такое чувство, словно они с Йеном еще больше отдалились друг от друга.
* * *
После ужина мать Джеймса села смотреть по телевизору рождественскую речь королевы. Лиззи унесла наверх измученного Сока и уложила в кроватку прямо в одежде. Он было закапризничал, но веки неудержимо смыкались, и он уснул со слипшимися от слез ресницами. Обернувшись, Лиззи увидела на пороге детской Джеймса; он приложил к губам палец.
Утром у нее даже не было времени застелить кровать. Мятые простыни и наволочки манили к себе. Она откинула со лба волосы, а другой рукой уперлась в пояс кремовой кашемировой кофточки, которую он подарил ей на Рождество.
— Ну вот, — прошептал Джеймс. — Пора и нам баиньки, как по-твоему?
В столовой и кухне высились горы грязной посуды. Супруги окинули их взглядами и, приняв одно и то же решение, заговорщицки улыбнулись друг другу. Джеймс бесшумно задернул шторы и обнял жену.
Их неприбранное гнездышко гостеприимно распахнуло для них объятия. Обвив ногами талию мужа, Лиззи затрепетала от желания и восторга. По телу пробежала сладкая судорога. Через плечо Джеймса она увидела, как Сок заворочался во сне, и немного сбилась с ритма. Джеймс закрыл ей глаза ладонью.
— Пора укладывать его в отдельной комнате. Здесь ты должна принадлежать только мне.
— Согласна.
Они начали двигаться в унисон. Уже на подступах к вершине Лиззи взмолилась:
— Подожди!
— Нет, — отрезал Джеймс. И Лиззи в очередной раз восхитилась способностью мужа проявлять покладистость где угодно, кроме постели.
Потом, когда они лежали в обнимку, Лиззи спросила:
— В разговоре с Джесс тебе ничего не показалось странным?
Джеймс нахмурился.
— Показалось.
— У нее был какой-то напряженный голос.
— Но это так естественно. Не беспокойся за нее.
— Она сама за меня беспокоится.
— В этом больше нет необходимости.
* * *
Джесс отправилась на прогулку. Неожиданно наступившие холода лишили мир красок. Крыши, сучья и стены домов угрюмо чернели на фоне белого неба; между этими двумя цветами кое-где виднелись серые промежутки. Это было переходное время, когда в окнах вспыхивал свет, но шторы еще не задергивали. Джесс невольно видела, что происходило внутри.
Каждый желтый квадратик являл собой живую картину семейного счастья — с мужем, женой, детьми, дедушками, бабушками, двоюродными братьями и сестрами, радостно возбужденной собакой и кошкой, мирно дремлющей на коврике перед камином.
У Джесс появилось такое чувство, словно ее душа покинула тело.
Должно быть, подумалось ей, ее семья за рождественским ужином, среди свечей и мишурного блеска, производила впечатление такой же идеальной. Однако в действительности все было совсем не так. И Рождество никогда не проходило безоблачно. Долгое пребывание в тесном семейном кругу только усиливало неудовлетворенность Джесс своим браком. Кончалось тем, что она торжественно обещала себе: в будущем году все будет по-другому. Естественно, этого не происходило. Ее утешением были дети. Они-то обожали Рождество, с нетерпением его ждали и наслаждались снисходительностью взрослых во время праздника. Так было и в более поздние годы, когда Йен ушел к Мишель.
Еще совсем недавно, в этом году, Дэнни ностальгически вздыхал:
— Здорово было в детстве! Ты превращала Рождество в сказку, настоящее чудо. И папа был дома, и мы чувствовали себя в безопасности.
Йен никогда не позволял себе отлучаться на Рождество по своим коммерческим делам.
— Ты прав, — ответила она. — Мы были счастливы.
