В таком раздвоении чувств Димитр продолжал работу, то радость его охватит, то беспокойство. Около десяти пришел Кирчо, знакомые шаги, медленные, спокойные, шаги хозяина.
— Читал?
— Читал. — Димитр сказал это таким тоном, будто написанное его меньше всего интересует.
— Через тебя и мне радость, все-таки о моем объекте пишут. Поздравляю, Первый, с тебя причитается.
— За этим дело не станет, но плохо, что о частных заказах написали.
— А что тут плохого? Все верно: как плиточник ты действительно самый лучший, а потому и частных заказов не берешь. Мне бы таких работников побольше. — Кирчо говорил медленно, по лицу и по тону было видно, что он рад искренне. Кирчо притворил дверь и тихо добавил: — Ты должен этой статьей воспользоваться.
— Как это воспользоваться? — оглянулся на него Димитр, ничего не понимая.
— Иди к Домузчиеву насчет квартиры, теперь и повод есть — в газете о тебе пишут. Сегодня же иди, не откладывай. Понял?
— Понял.
Прошло минут десять после ухода Кирчо, пока, наконец, до Димитра дошел смысл его слов: конечно, нужно идти к Домузчиеву, и без того давно пора. Правильно, возьмет газету и пойдет, лучше предлога и не придумаешь. Здесь никакого обмана, никакой лжи, все верно написано, и не он звал журналиста; если до сих пор Домузчиев не обращал на него внимания, то пусть прочтет и подумает о нем. Да, идти надо сегодня же после обеда.
Полчаса спустя пришел Незаменимый, протянул руку: поздравляю, поздравляю, рад за тебя. А на тех не обращай внимания.
— На кого на тех?
— Видишь ли, — заговорил Незаменимый дружеским тоном, приглушив голос, — у меня натура широкая, сам знаешь; когда моим друзьям хорошо, то и мне хорошо. И за тебя я рад, хотя ты не хочешь мне сказать, чем режешь…
— За этим пришел? — засмеялся Димитр, что-то в нем за эти часы изменилось, и старая тайна самому показалась глупой. — Алмазом режу, Митя.
— Алмазом?
— Нашел кузнеца знающего, он впрессовал мне в резец кусочек алмаза — вот и все. На, — он протянул Незаменимому резец с алмазным острием, тщательно скрываемый ото всех многие годы. Незаменимый рассматривал его жадно, завистливо.
— Смотри, как просто, а никто не додумался.
— Это я сам придумал, — с гордостью сказал Димитр.
— Спасибо тебе. А о других что сказать… обозлились все на тебя, потому и пришел — предупредить.
Димитр Первый продолжал работать; на душе было тепло, радостно: из-за очерка, из-за прихода Кирчо… И Незаменимый… все-таки симпатяга парень, пришел, руку протянул, они от тебя отвернулись, но я с тобой. В обеденный перерыв Димитр посидел в тепле, пожевал бутерброды и машинально взялся за ручку бачка, но вспомнил о совете Кирчо: нет, надо идти к Домузчиеву, облицовку на завтра отложим.
Подошел к окну позвать Фиалку, внизу у костра увидел мужские фигуры и, пока Фиалка ползла до него в своем подъемнике, разглядел: плиточники из бригады, обозлившиеся на него товарищи. Выходя из подъемника, услышал голос Симо:
— Первый, поди-ка сюда.
Он пошел к ним, навстречу клубам дыма и холодному ветру из-за реки. Интересно, зачем позвал Симо, разозлились ребята, но все-таки интересно, что скажет.
— В газете о тебе пишут, а?
Димитр, как всегда, уставился под ноги, чувствуя себя в чем-то виноватым, хотелось оправдаться, объяснить…
— Я его не звал, пришел парень…
— Это еще доказать надо: звал — не звал, — прервал его Симо; его грубая прямолинейность всем известна, но в общем Симо добрый парень. — Будто кто специально подстроил. Выходит дело, ты один честный, а мы шаромыжники.
Ярость вдруг охватила Димитра. Подняв глаза, он глянул на Симо с ожесточением:
— Заткнись! Говорят тебе — не звал, значит, не звал. А если зло берет, что не о тебе написали, то пошел ты…
— Меня зло берет?! Ха-ха, плохо ты меня знаешь, но вот перед Фиалкой тебе скажу: гад ты, Первый! Мы-то боялись, как бы ты начальству не насвистел, а ты на весь белый свет нас опозорил. Змея подколодная!
Димитр давно уж научился держать себя в руках, но тут в глазах вдруг почернело, слишком внезапным был переход от радостных, гордых мыслей к такой незаслуженной обиде. Кто гад?! Кто?! Ты гад! Я?! Он бросился на Симо с кулаками, но не как боксер, а как разъяренный деревенский мужик: бац-бац! Удары сыплются тяжелые, злобные, в помутневших глазах мелькает Фиалка: стойте, стойте, с ума сошли, идиоты! Димитр чувствует, что в него вцепились слабые женские руки, что огонь жжет ногу через ботинок; он перевел дух, отбросил уголь из-под ноги, повернулся и пошел, а за спиной слышалось тяжелое дыхание Симо, его крик: гад ползучий, и визгливое кудахтанье Фиалки: ни за что поубиваете друг друга, жеребцы бестолковые, стыда у вас нет!
