– Если и так, то он никогда этого не признавал. Однажды я назвала его отцом, и он очень разозлился.
Кэролайн коснулась рукой, затянутой в перчатку, своей правой щеки, словно почувствовав удар по лицу.
– Брунелл был адвокатом, который работал на ростовщиков, – объяснил мне отец. – Иногда он пользовался псевдонимом Браун. В доме он появлялся лишь раз в несколько дней, чтобы разобраться с бумагами в задней комнатке. Он кого-то боялся, и складывалось впечатление, что он никогда не ночевал в одном и том же месте две ночи подряд.
Кэролайн указала дальше, в сторону облетевших деревьев, на Сохо-сквер:
– Мы с Томасом часто просили милостыню в парке.
– И вдоль Оксфорд-стрит, вместе с Энн. Ты помнишь Энн? – спросил отец.
– Как я могла ее забыть? Мы были словно семья. Ни один из нас не выжил бы без остальных.
– Как давно это было! – Голос отца сорвался. – Энн.
В самом ярком отрывке своей «Исповеди» отец описывал Энн, пятнадцатилетнюю девушку с улицы, которая была его первой любовью. Они вдвоем ходили рука об руку среди равнодушной толпы, иногда останавливались послушать шарманщика, воображая себе лучшую жизнь. Однажды, когда отец потерял сознание от голода на ступеньках дома в Сохо-сквер, Энн спасла его, помчавшись на Оксфорд-стрит и на свои жалкие гроши купив горячий глинтвейн – единственное, что мог принять желудок отца. Если бы обстоятельства сложились иначе, отец женился бы на Энн до того, как встретил мою мать.
– Кэролайн, что тогда с тобой случилось? – спросил отец с неожиданной горячностью. – Я рассказал тебе, что друг моей матери узнал меня в уличном попрошайке. Ему было известно о наших с ней спорах и что я скорее сбежал бы, чем позволил учителю и дальше меня мучить. Он дал мне денег, чтобы доехать до Итона, где жил еще один друг семьи, у которого было огромное влияние на мать. Я надеялся, что он убедит ее отпустить меня в другую школу.
– Я ничего не забыла, – сказала Кэролайн, из-за сильного ветра кутаясь в плащ.
– Я привез тебе ингредиенты для фосфорного крысиного яда в надежде, что при свете тебе будет не так одиноко в темном доме, и обещал увидеться с тобой через пять дней, – продолжил отец в огромном волнении. – Но когда я вернулся в этот дом, тебя и след простыл. Стоял ужасный запах. И это место выглядело еще более заброшенным, чем раньше. Даже бумаги Брунелла пропали из задней комнаты.
– Это воняли мертвые крысы, – объяснила Кэролайн. – Но мы ушли по другой причине. Что-то испугало Брунелла еще сильнее. Что-то, связанное с человеком, которого он всегда старался избегать. Он заставил меня отправиться с ним в Бристоль. Я умоляла, чтобы он позволил мне остаться и подождать тебя, но Брунелл был слишком напуган и ни в какую не соглашался. Мне удалось лишь взять с него обещание, что он напишет записку о том, куда мы отправились, чтобы ты мог последовать за мной. Но ты так никогда и не пришел.
– Записка? – Отец сокрушенно покачал головой. – Где он ее оставил?
– На полу, где мы обычно спали.
– Я ее там не видел.
– Может быть, Брунелл так и не оставил записки. – Голос Кэролайн прозвучал так, будто ее предали. – Будь он проклят.
Ветер завывал в проломе между домами. Низкие серые тучи проносились над нами. Из-за плохой погоды на улице почти никого не было.
– Отец, ты простудишься. Пожалуйста, вернемся в дом лорда Палмерстона, – попросила я.
Но он продолжал разговор с Кэролайн:
– Ты знаешь, что случилось с Энн?
– Что случилось с Энн? После того как ты уехал, она пару ночей составляла мне компанию. Затем Брунелл меня увез. Повзрослев, я предположила, что вы с Энн по-прежнему вместе попрошайничаете на улицах Лондона. Как я жалела, что не могу быть с вами. Но потом, спустя годы, я прочитала в твоей «Исповеди» о ее исчезновении.
Отец отпил из своей бутылочки. Он уставился в пустоту на том месте, где раньше стоял дом. Его бил озноб, но я сомневалась, что это из-за ветра.
– Той ночью, когда почтовая карета должна была увезти меня в Итон, я сказал Энн, как и тебе, что вернусь через пять дней. Обещал встретиться с ней на Грейт-Титчфилд-стрит в шесть часов вечера, но, когда приехал, ее там не было. Я ждал ее несколько вечеров подряд. Она по-прежнему не появлялась. У нее был кашель. Я боялся, что за время моей отлучки ее состояние могло ухудшиться. Но когда я пришел на улицу, где она жила, никто не знал, что с ней стало. Снова и снова я возвращался на Грейт-Титчфилд-стрит и в этот дом, разыскивая тебя, надеясь, что ты что-нибудь знаешь о ней. Долгие годы, когда мне выпадала возможность побывать в Лондоне, я продолжал поиски, но тревожился, что в лабиринте улиц мы с Энн могли просто не заметить друг друга. Кэролайн, ты когда-нибудь думала, что в жизни есть один особенный момент, который меняет все, – что если бы что-то не случилось или случилось бы иначе, то все могло бы сложиться по-другому? Есть ли что-то, что ты хотела бы изменить в своей жизни?
