В особенности один из них.
В тот вечер, когда ты отправился в Итон, чтобы попросить друга твоей семьи вытащить тебя из нищеты, я не могла остаться дома одна, без тебя.
Я пошла следом за тобой и видела, как ты встретился с Энн, поджидавшей тебя чуть дальше по Греческой улице.
Я не могла понять, почему ты не взял меня с собой. Если ты разрешил Энн проводить тебя до почтовой кареты, то почему не разрешил мне? Я прокралась за вами на Своллоу-стрит, где вы присели на скамью.
Очевидно, вы строили планы на будущее. Я видела, как она обняла тебя, а ты поцеловал ее.
После ты уехал, и я подошла к Энн, сидевшей на скамье. Она плакала. Потом она заметила меня, мы обнялись и заплакали вместе. Я попросила ее вернуться со мной в тот проклятый дом на Греческой улице, чтобы мы могли утешить друг друга.
Я сказала Энн, что ты оставил мне рецепт для печенья. Угли в камине еще не остыли, я раздула их и добавила остатки угля, который ты принес перед отъездом. Потом нашла старую сковороду в одном из пыльных шкафов и приготовила печенье.
Томас, я часто представляла тебя и Энн моими родителями и мечтала, что вы всегда будете заботиться обо мне.
Но иногда я представляла тебя не отцом, а моим мужем.
И когда я увидела, как вы с Энн строите планы на будущее без меня… когда я увидела, как ты поцеловал ее…
В прошлую субботу мы сидели в ресторанчике, и ты рассказал мне, что в доме на Греческой улице ужасно воняло, когда ты вернулся туда через пять дней. Я объяснила, что это были крысы, убитые твоим ядом.
Но на самом деле воняли не только крысы. Вот почему Брунелл решил сбежать вместе со мной. Он боялся, что его враг узнает о том, что я сделала, и обвинит во всем его самого. В итоге я ничего не добилась.
Жалею ли я о чем-то в своей жизни? Да, я жалею, что пошла в тот вечер за тобой. Я жалею, что привела Энн домой. Я жалею, что не смогла…
Возможно, мы трое стали бы одной семьей и вы с Энн заботились бы обо мне. Я даже представить не могу, как это было бы прекрасно. Но тогда, как ты мне уже говорил, у тебя не было бы Эмили.
Вечно твоя,
Кэролайн
Де Квинси упал на каменную плиту рядом с Кэролайн и зарыдал.
– Инспектор Райан, – произнес он наконец.
– Да?
– Сделайте мне одолжение.
– Конечно.
– Я заметил чуть дальше по улице рабочих. Не могли бы вы попросить у них какую-нибудь жердь, которой можно было бы пользоваться как рычагом?
Райан удивленно посмотрел на него, но повторил:
– Конечно.
– Отец, я…
Не находя слов, Эмили опустилась на колени рядом с ним и обняла.
– Сержант Беккер, – позвал Де Квинси.
– Да?
– Пожалуйста, помогите мне передвинуть тело Кэролайн.
Эмили тоже вызвалась помочь. Втроем они осторожно перенесли труп к ступенькам.
Райан вернулся с жердью, и Любитель Опиума указал на каменную плиту, на которой только что лежала лицом вниз Кэролайн.
– Пожалуйста, поднимите эту плиту, – попросил он.
Инспектор просунул конец жерди в щель между плитами и навалился всем весом на рычаг. Когда плита приподнялась, сержант отодвинул ее в сторону и с громким стуком сбросил в угол.
На земле под плитой лежал скелет со сложенными на груди руками.
– Энн, – дрогнувшим голосом сказал Де Квинси. – Наконец-то я тебя нашел.
– Могу я сделать что-то, что заставит вас передумать? – спросил лорд Палмерстон.
Вместе с комиссаром Мэйном, Райаном и Беккером он пришел на вокзал проводить Эмили и ее отца. Манчестерский поезд нетерпеливо запыхтел.
– Я жаловался на ваши полуночные прогулки. Но неожиданно понял, что лишаюсь общества единственного во всей Англии человека, который настолько мало заботится о себе, что не боится говорить мне правду.
– Милорд, для меня было большой честью воспользоваться вашим гостеприимством и восхититься вашим величием, – начал Де Квинси, но лорд Палмерстон с усмешкой перебил его:
– Я даже готов не обращать внимания на ваш сарказм.
– Здесь на меня слишком сильно действуют воспоминания, – объяснил Любитель Опиума. – В декабре меня выманили в Лондон из Эдинбурга, пообещав рассказать, что случилось с Энн. То обещание оказалось жестоким обманом, но теперь я наконец узнал, что случилось с девушкой, и цель моего путешествия в Лондон достигнута.
