– Десять тысяч фунтов.
Эдвард задумался, услышав такую серьезную сумму.
– Если я немедленно отправлюсь в Сити, то смогу подготовить заем к исходу дня.
– Но кредиторы не должны знать, кто получит эти деньги, – предупредил лорд Палмерстон. – Если поползут слухи, что премьер-министр испытывает финансовые затруднения, Фондовая биржа расценит это как еще один знак того, что страна находится на краю гибели.
– Я могу обставить дело так, чтобы никто не узнал, кому предназначены эти деньги, – заверил его Эдвард. – Но заимодавцы потребуют залога.
– Как вы думаете, они согласятся принять в качестве залога мои акции?
– Поскольку эти акции значительно упали в цене, они могут потребовать также ваши акции шахт, фабрик и пароходных компаний. Может быть…
– Что вы задумали?
– Чтобы никто ничего не узнал, я сам предоставлю вам этот заем.
В полицейском участке Уайтхолла седой дежурный с большим интересом слушал объяснения Райана, снимавшего наручники с Гарольда.
– Задушили собственного отца, значит? – переспросил морщинистый полицейский. – А потом ударили вдову и ее мать, чтобы уж наверняка?
– Хорошо, я признаю, что ударил их, – сдался Гарольд. – Но я не имею никакого отношения…
– Он также ударил дорогого мне друга, – добавил Райан. – И рассек ей лицо.
– Вот уж точно наверняка, – заключил дежурный.
– Это какое-то безумие! Подождите, министр внутренних дел еще узнает, как вы со мной обращались! – возмутился Гарольд.
– Я позабочусь, чтобы сэру Джорджу обо всем доложили, – пообещал Райан. – Ему будет интересно узнать и о вашем брате.
– При чем здесь мой брат?
– Два года назад вы с братом уехали в Германию, чтобы посетить там казино, но, как мне рассказали, домой вернулись только вы. По вашему утверждению, ваш брат умер от брюшного тифа, однако вы так и не предоставили свидетельства о его смерти.
– Свидетельство лежало в саквояже, который украли из квартиры, в которой я останавливался, – ответил Гарольд.
– Что ж, я надеюсь, что телеграмма от германской полиции подтвердит причину смерти, – сказал Райан. – Но если этого не случится, присяжные могут прийти к заключению, что вы убили своего старшего брата, чтобы стать вместо него наследником состояния вашего отца. А вчера вечером, после двух лет ожидания, окончательно потеряли терпение и убили также и отца. Почему бы вам не облегчить совесть чистосердечным признанием, Гарольд?
– Прекратите называть меня Гарольдом! Я лорд Кавендейл!
Дежурный оскалил в усмешке щербатый рот:
– Мы здесь не привыкли общаться с пэрами, милорд. Но у меня найдется для вас особая камера. Идите за мной. До конца коридора и направо. Особая она потому, что там никогда не бывает сквозняков.
– Сквозняков? – удивился Гарольд.
– Да, потому что там нет окна. Если вы спросите мое мнение, то лучше сидеть в темноте, чем на сквозняке.
– Я хочу встретиться со своим адвокатом!
– Вашего адвоката недавно убили, – напомнил Райан.
– Тогда пошлите за кем-нибудь из его конторы!
Дежурный почесал лысую макушку:
– Вы где-нибудь видите посыльных, которые только и ждут, чтобы их отправили с поручением?
– Хорошо, я сам найду посыльного, – заявил вдруг Беккер, который все это время стоял поодаль и прислушивался к разговору.
Райан изумленно обернулся к нему.
– Если мы предоставим ему все полагающиеся условия, наши доказательства будут выглядеть еще убедительнее.
– Доказательства, которые он, по его же собственному признанию, пытался уничтожить, – подчеркнул Райан.
– Так вы пытались уничтожить доказательства, милорд? – спросил дежурный, ведя Гарольда по коридору с тюремными камерами. – И куда катится этот мир…
История дома номер 10 по Даунинг-стрит восходила к началу семнадцатого века, когда сэр Ричард Даунинг построил несколько небольших особняков рядом со зданием Парламента. Три из них объединили в лабиринт из сотни комнат, включающий в себя канцелярии правительства и жилые помещения, но никто из премьер-министров не проживал там постоянно, поскольку грунт был слишком мягким, из-за чего полы просели, стены накренились, а камины плохо растапливались.
Сидя за столом в своем кабинете, лорд Палмерстон мрачно уставился на трещину в обшивке стены. Казалось, трещина стала шире с тех пор, как он занял пост премьер-министра.