Власть - страница 28
Много «славных» дел было на совести Якова Петерса: он лил кровь русских подданных, как воду. В Туле расстреливал железнодорожных рабочих-«саботажников», участвовал в подавлении восстания атамана Антонова на Тамбовщине. Делал карьеру, набирал очки, выслуживался перед новой властью.[83] «Работал» Петерс в Грузии, Тифлисе, Туркестане. Ликвидировал крестьян, казаков атамана Дутова и Анненкова. В 1921 году в Ташкенте Петерс арестовал всех врачей одной известной клиники. Что побудило его к этому — достоверно сказать сложно. Но известно, что товарищ Петерс в этом случае лично выступал общественным обвинителем, и в итоге все «врачи-вредители» были приговорены к расстрелу.
Далее в его послужном списке — уже работа на внешнем направлении: Иран, Афганистан, Турция. С февраля 1922 года он член Коллегии и начальник Восточного отдела ОГПУ. В 1925 году Петерс становится главным инспектором погранвойск ОГПУ. К 10-летию ВЧК в декабре 1927 года его наградили орденом Красного Знамени. 31 октября 1929 года Я.X. Петерс был освобожден от обязанностей члена Коллегии и начальника Восточного отдела ОГПУ. Его карьера разведчика и диверсанта на этом завершилась, так в полной мере и не состоявшись.[84] А вот карьера палача продолжилась. В том же 1929 году его направили «чистить» Академию наук СССР. Петерс изгнал 71 академика, часть из которых потом аккуратно собрал в «академическое дело», являвшееся неким ответвлением имевшего под собой реальные факты «процесса Промпартии».[85] После этого Якова Петерса отстранили от реальных процессов. С 1930 года он работает в комиссиях партийного контроля. В ноябре 1937 года пламенный большевик, старый чекист Яков Христофорович Петерс был арестован, а 25 апреля 1938 года расстрелян «кровавым сталинским режимом» по «абсурдному» обвинению в троцкизме и шпионаже в пользу Англии. В 1956 году, при Хрущеве, товарищ Петерс был реабилитирован, и с тех пор числится одной из «невинных жертв сталинского режима».
Пришло время остановиться, перевести дух от кровавых событий русской революции и Гражданской войны и немного задуматься. О чем? О соратниках, о преданных людях, которые окружают руководителей. Петерс подается сегодня как «верный соратник, убитый злодеем-руководителем», то есть Сталиным. Нет ничего более далекого от истинного положения вещей, нежели такое умопостроение. Во-первых, даже без истории, изложенной ниже, Якова Христофоровича Петерса сложно отнести к людям, безвинно пострадавшим в вихре кровавого хаоса тех лет. Загубленных душ на совести этого латышского сторонника революции очень много. Как и много свидетельств о том, что он людей не жалел, приговаривал к смертной казни, не испытывая при этом никакого сожаления. Все ли казненные по приказу Петерса подходят под категорию врагов революции? Конечно, нет. Значит, он осуждал на казнь невинных. Так виновен ли Петерс сам, или он — все-таки «невинная жертва сталинских репрессий»? Жертва и палач в сегодняшней трактовке истории тех лет вместе называются невиновными, обоих записывают в статистику и ставят в вину лично Сталину. Да еще и умножают эту цифру на 100. Вот лишь один штрих, который оставил в память о «пламенном большевике» Петерсе русский писатель Аркадий Аверченко:
«Именно, по сообщениям газет, когда к нему, как к главе города, явились представители ростовских-на-Дону трудящихся и заявили, что рабочие голодают, — Петерс сказал:
— Это вы называете голодом?! Разве это голод, когда ваши ростовские помойные ямы битком набиты разными отбросами и остатками? Вот в Москве, где помойные ямы совершенно пусты и чисты — будто вылизаны — вот там голод!
Итак, ростовские рабочие могут воскликнуть, как запорожские казаки:
— Есть еще порох в пороховницах! Есть еще помойные ямы — эти продовольственные склады советской власти!
Почему-то фраза Петерса промелькнула в газетах совершенно незаметно: никто не остановил на ней пристального внимания. Это несправедливо! Такие изречения не должны забываться… Моя бы власть — да я бы всюду выпустил огромные афиши с этим изречением, высек бы его на мраморных плитах, впечатал бы его в виде отдельного листа во все детские учебники, мои глашатаи громко возвещали бы его на всех площадях и перекрестках:
