Миллер пожал плечами.
– А стоит ли что-нибудь делать?
– По мне, так нет. Если уж ты увидел те краски и мыслил на полную катушку, то в нашем нижнем мире для тебя уже нет ничего, стоящего потраченных усилий. Оставайся со мной, если хочешь. Все это уже неважно.
За спиной Миллера бесшумно открылась дверь. В комнату вошел Слейд. При виде Миллера у него слегка отпала челюсть.
– Миллер! Что с вами? Когда вы вернулись?
– Только что.
– Вы нашли его?
– Нашел что? – тупо сказал Миллер.
– Источник энергии, черт побери!
Слейд придвинул свое лицо совсем близко к лицу Миллера, зрачки его бешено сужались и расширялись, тонкие губы были плотно сжаты. При виде его Миллер внезапно вспомнил Бранна. Та же безответственная жажда власти, опасная, вечно голодная, отвергающая всякую дисциплину, отвергающая все, кроме собственных желаний и прихотей.
И Миллер внезапно порадовался, что Слейд никогда не сможет воспользоваться Силой. С ее помощью он причинил бы всем столько вреда, сколько лишь смог бы придумать его извращенный, больной разум. Вооруженный такой штукой, как Сила, он мог бы…
– Я оставил его там, где нашел, – безучастно сказал Миллер. – На Высоте.
– Как мы можем забрать ее? – рявкнул Слейд. – Послать экспедицию.
– Ты должен пойти за ней сам, – проговорил Миллер, пока в его голове медленно формировалась одна идея. – Ищи красную тропинку у подножия утеса, – насмешливо продолжал он. – Иди по ней. Иди, и тебе не составит труда найти источник энергии. Это все, что я могу сказать. Мы закончили, Слейд. Иди.
Больше он не сказал ни слова, хотя целых десять минут Слейд осыпал его попеременно угрозами и заманчивыми обещаниями. Наконец, Слейд ушел. Миллер криво усмехнулся бельгийцу.
– А ведь он пойдет. Его ничто не удержит. И ты знаешь, что произойдет тогда.
– То же, что произошло и с нами. Но… зачем ты отправил его туда?
Миллер взглянул в окно на заснеженный конус Высоты Семьсот, белой и пустой на фоне тусклого неба.
– Прежде я ненавидел Слейда, – сказал он. – Не имеет значение, почему. Но там, где появляются такие, как Слейд, вместе с ними приходит жестокость, боль и страдание. Я могу, по меньшей мере, спасти парочку-другую людей от того, через что прошел сам. Пусть лучше идет сам Слейд. Он вернется таким же, как мы. Что же касается Силы… да, она как золото фей…
– …и по сравнению с ее Властью и сиянием Славы вы хуже слепых, – тихо добавил бельгиец.
– Власть и Слава, – кивнул Миллер. – Ты прав. Когда-нибудь наша раса сумеет получить их. Но это еще нужно заслужить.
И он потянулся к бутылке.
The power and the glory, (Thrilling Wonder Stories, 1947 № 12), пер. Андрей Бурцев
Голливуд был всему причиной. Слишком много было этого чертова Голливуда. И в результате у сценариста Тимоти Макклина начались серьезные приступы психопатической трясучки. Его худое, напряженное лицо еще более заострялось, когда он курил сигареты одну за другой и трясся каждое утро, точно желе, пока добирался до своего офиса на территории «Саммит Студио».
Лечение напрашивалось само собой. Врач направил Макклина к психологу, который посоветовал отдых и смену обстановки. Сценарист крепко задумался, перелистал, слюнявя большой палец, толстую пачку листов готового сценария, и позвонил обозревательнице Бетси Гарднер. Никто в Голливуде никуда не уезжал, не уведомив об этом Бетси. Это было просто немыслимо.
– Привет, крысеныш, – жизнерадостно ответила эта достойная леди. – Что происходит? Ты пропустил прекрасную вечеринку вчера вечером в «Лагуне». Так что давай покороче, головоногое, у меня сейчас жуткое похмелье.
– Да у меня кое-что похуже, – сказал Макклин. – Мне нужно сбежать от нервного срыва. Мой доктор велел мне немедленно делать ноги.
– Вот как? Это будет стоить тебе пару стаканчиков. Куда направишься?
– Пока что не знаю. А у тебя есть какие-нибудь предложения?
– Есть одно, – медленно проговорила Бетси. – Но только не смейся. Тебе стоит сходить к Джерому Данну.
– А кто это такой?
– Ты что, Тим, последние несколько месяцев провел в спячке? Я, конечно, знаю, что о Данне не писали в газетах, но слухи-то о нем бегают толпами. Он тот парень, к которому ходит весь Голливуд. Он лечит все, от свинки до безответной любви.