– Почему ты не спросил сначала нас, чего мы хотим или что будет хорошо для нас? Предполагал, что знаешь наверняка? Мы хотим, чтобы ты обращался с нами как со взрослыми, которые способны думать своей головой, – мы не дети, чтобы нас баловали и развлекали безделицами. Не все мы желаем походить на твоих наложниц, послушных, изнеженных и нетребовательных. У нас есть собственная жизнь, – ответила Хамида.
Встав, она подошла к сыну и положила руки ему на плечи.
– Вчера я хотела навестить подругу – жену одного из твоих военачальников, который живет около западных ворот. Я отправилась с несколькими слугами из своего дворца, но когда дошла до ворот, ведущих из гарема, стража сказала мне, что я не могу выйти… что только хаваджасара может разрешить открыть ворота. Если ты думаешь, что это сделано для нашей пользы и для нашей безопасности и защиты, то ты сильно ошибаешься. Невыносимо терпеть такие ограничения. Пусть ты и падишах, Акбар, но ты также мой сын, и я говорю тебе, что не позволю так с собой обращаться.
– Я сожалею, мама, я не понял сразу… Я подумаю, что здесь можно изменить.
– Нет. Здесь нечего думать. Ты объявишь хранительнице гарема, начальнику стражи и главному в той армии евнухов, что здесь служат, что в пределах гарема отдаю распоряжения я, мать падишаха. Я и твоя тетя будем уходить и приходить, когда нам угодно, без разрешений и помех. – Хамида отпустила его плечо. – И когда ты идешь в завоевательный поход или устраиваешь торжественную процессию, мы будем сопровождать тебя, если захотим, – разумеется, должным образом скрытые от дерзких или любопытных глаз. И будем слушать заседания совета, как это было принято всегда, сидя за ширмой-джали… и позже дадим тебе любой совет, какой посчитаем нужным.
Хамида замолчала и внимательно посмотрела на него.
– Ты влюбился в свою власть и великолепие. Ты слишком озабочен тем, каким тебе предстать перед миром. Успех достался тебе легко – намного легче, чем твоему деду или твоему отцу. Не позволяй его сиянию сделать тебя слепым к чувствам своих близких, будь то женщина или мужчина, и отнять у тебя способность уважать людей самих по себе, а не за место в иерархии в своей империи… Поступая иначе, ты перестанешь быть и человеком, и, быть может, падишахом.
– Ты слишком сурово судишь меня. Я действительно уважаю тебя, мама, и также тебя, тетя. Я знаю, что без вашей помощи никогда не стал бы падишахом, и благодарен вам.
– Тогда докажи это на деле – не только нам, но и другим своим близким, своим сыновьям. Ты надолго оставил их по необходимости, отправившись на войну. Теперь ты возвратился – и должен проводить с ними больше времени, лучше узнавать их, вместо того чтобы оставлять их заботам наставников.
Акбар кивнул, как будто соглашаясь с ее словами, но внутри почувствовал, как в нем шевельнулось негодование. Ему не нужны наставления относительно того, как управлять или как вести себя. И еще меньше – как воспитывать своих сыновей.
– Повелитель, христианские проповедники, которых ты вызвал сюда из Гоа, прибыли.
– Благодарю, Джаухар, я сейчас приду. – Акбар повернулся к Абуль Фазлу, которому он диктовал описание некоторых новых преобразований способов сбора податей в империи. – Мы продолжим позже. Я хочу, чтобы хроника была как можно более подробной.
– Да, повелитель. Те, кто придут к власти после тебя, смогут извлечь много уроков из твоего очевидного блестящего успеха в каждой ветви управления твоей растущей империи.
Акбар невольно коротко улыбнулся. За эти годы, с тех пор как падишах назначил Абуль Фазла своим летописцем, он привык к его иногда напыщенной и цветистой манере выражаться, а также к привычке дотошно записывать все, что происходило при дворе. Когда шесть недель назад на охоте олень ранил падишаха рогами в пах, Абуль Фазл оставил горделивую запись о том, что применение заживляющей мази доверили «пишущему эту книгу судеб». При этом его летописец был вовсе не глуп.
Даже если Абуль Фазл и облекал свои советы в неизменные высокопарные восхваления, в отличие от многих других его придворных, он говорил не только то, что нравится падишаху, а судил здраво и взвешенно, поэтому Акбар стал советоваться с ним все чаще.
