Когда два эсэсовца с факелами встали по обе стороны от того, что монах вначале принял за скульптуру, то оказалось, что это окаменевший от старости пень, торчащий из каменного пола. В центр пня почти по самую рукоять был воткнут железный меч, прекрасно сохранившийся в герметичном сухом помещении. Рукоять, увенчанную большим необработанным изумрудом в золотой оправе, кто-то обернул полосой шероховатой, закаменевшей от древности кожи.
– Вы знаете, что это такое? – спросил штандартенфюрер. Монах отрицательно покачал головой.
– Это меч Повелителя Мира. Теперь я владею всеми тремя инсигниями Повелителя Мира, нашим родовым сокровищем, полученным от самого Одоацера, или Одоакра! – торжественно объявил штандартенфюрер. – Этот меч принадлежит мне по праву. Но дело не только в нем. Видите, что он прочно застрял в пне? Его никто не мог выдернуть из дерева, хотя видно, что середина пня подгнила. А знаете, почему? Мы раскололи пень аммоналовой шашкой, типа тех, которыми в Америке до сих пор корчуют пни. И вот что обнаружили.
Штандартенфюрер ударил ногой по пню, и тот разлетелся на несколько частей. Меч со звоном упал на каменные плиты. Штандартенфюрер поднял его и показал монаху:
– А вот этот предмет вам наверняка знаком, святой отец!
Потрясенный монах увидел, что меч вошел в ребро изогнутой серебристой пластины толщиной около полусантиметра. На верхней поверхности пластины была отгравирована римская единица. Меч вошел в пластину, не оставив ни малейших щелей или деформаций, словно был вплавлен туда в момент ее отливки.
– Опознали предмет? Как я вижу, опознали. Так вот, святой отец, меня интересуют точно такие же пластины, хранящиеся в вашем монастыре. Я точно знаю, что они здесь. И я даже знаю, сколько их, и предлагаю вам отдать их мне добровольно. Тогда я гарантирую вам и вашим монахам сохранение ваших жизней и полную неприкосновенность монастырского имущества. Неплохие условия, верно?
– Я не понимаю, о чем идет речь! – твердо заявил монах, глядя в глаза штандартенфюреру.
Тот усмехнулся и сделал знак стоявшим за спиной монаха эсэсовцам. Те грубо вывернули монаху руки, разорвав при этом рясу у него на груди. Через прореху выпал висящий на серебряной цепочке небольшой предмет. Штандартенфюрер резким движением оборвал цепочку и рассмотрел предмет в свете карманного фонаря. Это был серебряный складень-триптих. Штандартенфюрер несколько минут изучал изображения и надписи на складне, и его лицо озарилось улыбкой глубокого удовлетворения.
– А вот и ключ, святой отец! Я подозревал, что он существует, но не ожидал, что настоятель монастыря Сан-Северин вот так просто носит его на своей груди. Я забираю этот предмет, поскольку он мне нужен. В любом случае он мне нужнее, чем вам, ибо вы даже не знаете, от какой тайны этот ключ. А я знаю!
– Вам это только так кажется в вашей гордыне, – проговорил монах. – На самом деле вы слепы, как новорожденный котенок.
– Оставим эту бессмысленную дискуссию, – нахмурился штандартенфюрер. – Итак, вы согласны выдать мне имеющиеся в вашем монастыре пластины, аналогичные этой?
– Я не понимаю, о чем идет речь, – бесстрастно повторил монах.
– Вы полагаете, что я поведу обычный длительный допрос, и уже приготовились к пыткам? – иронически осведомился штандартенфюрер. – Нет, у меня недостаточно времени для этого, поэтому мой план гораздо проще и эффективнее. Идемте!
Они поднялись по лестнице в крипту, затем по коридорам и лестницам добрались до нависшей над внутренним двором монастыря галереи. Во дворе царила суета: через монастырские ворота въезжали грузовики, из которых солдаты высаживали плачущих детей и кричащих женщин и сгоняли их в один угол двора. В противоположном углу, освещенные светом фар, стояли двенадцать монахов.
– Это местные жители из ближайшей деревни, – пояснил штандартенфюрер, кивнув на рыдающую толпу. – Они помогут вам принять решение. Ну а своих монахов вы узнали, не так ли?
– Вы этого не сделаете, – пробормотал монах, глядя во двор.
– Это сделаю не я, а вы, – возразил штандартенфюрер. – Достаточно одного вашего слова, чтобы спасти всех этих людей. Торопитесь, расстрельная команда уже построилась. Кровь этих людей ляжет на вашу совесть.