– На теле имелись признаки сексуального насилия?
– Нет, вообще никаких признаков насилия или прижизненных повреждений… до смертельного удара. Не зафиксировано в крови ни алкоголя, ни наркотиков, ни каких-либо лекарственных препаратов. Похоже, что она даже не пыталась сопротивляться, когда ей разрезали живот, грудину и извлекали сердце. Видимо, тот, кто это сделал, был большой мастер своего дела!
– Я хотел бы поговорить с судмедэкспертом, – сказал Тавров. – Возможно, он заметил что-нибудь необычное?
– Если бы заметил, то следствие было бы в курсе, – заверил Кудрин, но Тавров продолжал настаивать, и Кудрин дал ему телефон эксперта.
– Вы предъявляли жильцам фоторобот, составленный со слов Кайтелер? – спросил Тавров.
– Разумеется! Но безрезультатно. Фоторобот размножили, раздали всем патрулям, всем постам на вокзалах и в метро. Бесполезно!
– Разумеется, бесполезно, – согласился Тавров. – Когда вы тут с Кайтелер составляли фоторобот, этот человек уже был в Москве.
И Тавров положил на стол перед Кудриным фотографию Брена.
– Это некто Брен, Виктор Генрихович, ранее не судимый, 1965 года рождения, уроженец города Москвы.
– Черт возьми! – только и вымолвил Кудрин, разглядывая фотографию. – Вы нашли его?! Ну, спасибо!
– Не спешите меня благодарить, – остудил его Тавров. – Во-первых, нет никаких доказательств, что Брен был на квартире Барсуковой, как в тот день, так и вообще когда-либо; во-вторых, Кайтелер и ее друзья могут подтвердить лишь факт знакомства Брена с Барсуковой, и не более того. Где мотив, где орудие преступления, наконец? Ну, и в-третьих… Брен сам исчез месяц тому назад.
* * *
После разговора с Кудриным Тавров из его кабинета позвонил антиквару Введенскому по номеру, который ему дала Кайтелер.
– Иннокентий Венедиктович? Здравствуйте. Тавров Валерий Иванович. Нет, мы с вами лично пока не знакомы, и именно это я собираюсь сейчас сделать. Ваш телефон мне дала госпожа Кайтелер, и у меня возник ряд вопросов, как раз в связи с тем предметом, который она вам продала.
– Я буду беседовать с вами лишь в присутствии своего адвоката, – после короткой паузы заявил Введенский.
«Ах, вот как мы заговорили?! – усмехнулся про себя Тавров. – Это неправильный ответ».
– Послушайте, что я вам скажу, Иннокентий Венедиктович, – с металлом в голосе произнес Тавров. – Во-первых, позвольте вам напомнить, что мы все-таки не в Америке находимся. Поэтому, когда человек безобидный разговор о картине начинает с того, что требует присутствия адвоката, то в России это означает только одно: за картину он расплатился как минимум ворованными деньгами. Во-вторых, картина эта связана с делом об убийстве, и в ваших же интересах дать выгодные для вас показания сейчас, а не когда вас посадят в Кресты.
На том конце провода воцарилось молчание. Введенский вполне мог видеть по номеру, высвеченному на экране мобильника, что звонят ему из 60-го отделения милиции – для этого достаточно пробить номер по компьютерной базе данных. Судя по длинной паузе, он так и сделал.
– Хорошо, куда мне подъехать? – снова раздался голос Введенского.
– Подъезжайте к 60-му отделению милиции. Вы знаете, где это?
– Да, разумеется, – буркнул Введенский. – Я буду там через полчаса. У меня черный «Ауди».
– Жду! – ответил Тавров и положил трубку.
– Он действительно может быть связан с убийством? – спросил Кудрин.
– Я подозреваю, что Введенский купил некий предмет у Кайтелер по поручению Брена. И Брен был всего лишь посредником в этой сделке. Попробую поговорить с Введенским в непринужденной обстановке. Если что-то выясню, то все – ваше. Идет?
* * *
Введенский подъехал через двадцать пять минут.
– А вы точны, – похвалил его Тавров, усаживаясь в его машину.
– Давайте к делу, без преамбул, – с нескрываемой неприязнью сказал Введенский.
– Извольте, Иннокентий Венедиктович. Начну с того, что я не работаю в милиции. Когда-то работал, теперь давно в отставке, тружусь частным детективом. Сейчас я занимаюсь поиском одного человека и надеюсь, что вы проясните ситуацию. Вот, кстати, фотография этого человека. Взгляните!
Тавров продемонстрировал фотографию Брена.
