- Тебя жду,- отвечает сквозь слезы. - А ты где пропадал? Фу, как вином пахнет!..
- Ты же знаешь, я бы на банкете. И выпил совсем чуть-чуть.
- Да я разве против, Ваня? Гуляй на здоровье- Все лучше, чем со мной время тратить.
Перестань, Маруся,- пытаюсь ее утешить,- никто мне не нужен, кроме тебя.
А она как заплачет по новой, как зарыдает. А внизу под балконом - молодежь веселится, неугомонная. А у нас - тоска.
И тут вдруг прямо перед нами, над парком - взвились и распустились разноцветные гроздья праздничного фейерверка!
- Да ты глянь, Маруся!- кричу. - Красота-то, какая!
И она притихла, плакать перестала, смотрит, рот приоткрыла. И, впрямь красота: букеты огненные на черном небе, один за другим вспыхивают, а потом рассыпаются разноцветными искрами.
Прижал я Марусю к себе крепко-крепко, и сам не заметил, как это у нас с ней вдруг так вышло - задрал я подол ее халата, а под халатом совсем ничего, и пристроился сзади и совершаю, значит, свое мужское дело, исполняю супружеский, что ли долг, извините за выражение. И Маруся не возражает и не препятствует.
- Эх, Маруся, Маруся,- шепчу,- ты только посмотри - какой салют в нашу честь!..
И она, опять же, не спорит, уставилась на эту красоту, крепко держится за балконные перила.
- Эх, Маруся, Маруся,- шепчу,- эх, Маруся
И тут прямо перед нами - как в кино на широком экране - ну будто бы по заказу! - с оглушительным грохотом разорвался такой громаднейший яркий букетище, такой потрясающий, что я даже зажмурился, а Маруся моя неожиданно закричала:
- Еще! Еще!
Ах ты, думаю, слава тебе, Господи! Да неужто, думаю, на старости лет подруга моя поймала-таки свой бабий кайф? Ах ты, думаю, радость какая.
И еще постарался, минут на пять продлил ей нечаянное удовольствие. А потом я отнес ее, мою старушенцию, в постель - и заснула она в моих крепких объятиях, как какая-нибудь Василиса Прекрасная у Ивана Царевича. А на следующий день ходила-приплясывала, песенки напевала. Дождалась, наконец, своей порции счастья.
Ну, казалось бы, лучше поздно, чем никогда. Теперь, думаю, наши супружеские дела наладятся. Но не тут-то было. Снова лежит подо мной Маруся ну как колода, как труп, извините за выражение. И опять - никакой реакции.
- Что ж такое, Марусенька,- говорю,- почему же в тот раз получилось, а больше не получается?
- Не знаю,- хнычет,- откуда мне знать?
И вот, вскоре после музыкального фестиваля, как вы помните, подоспел новый праздник, День Города. И опять гулянья, концерты, праздничные фейерверки. И я, будто чувствовал, будто угадывал - вышел с Марусей на балкон, и вот мы опять стоим и любуемся на чужое веселье. И опять ее сзади приобнял, и она навалилась на перила балкона, и на ней под халатом опять ничего, и вот чувствую я, мужики, что ей хорошо, хорошо, хорошо! Ну, а если ей хорошо, моей старушке, значит, мне уж тем более славно. А когда вновь над нами, над парком, во мраке ночи, разорвался ослепительный букет салюта - Маруся как закричит:
- Ой, Ваничка, Ваня! Ой, Ваня!
Вот оно, счастье, мужики. Вот оно, райское-то блаженство. Вот она где, гармония, извините за выражение. Тут уж я окончательно понял, чем можно пронять мою женушку. Праздничный, значит, салют, фейерверк - вот на что отзывается ее лоно
Вы скажете - каприз, прихоть, причуда? Какая же это причуда, если без этой причуды баба всю жизнь прозябала в тоске и томлении! Ей, может, радоваться-то осталось год-два, не больше- И значит, никакая это не причуда, не прихоть - а предмет самой первейшей необходимости. То есть, без салюта - никак. И я это принял к сведению.
Вскоре, в августе, когда все мы - помните?- отмечали праздник "Виват, Россия!" - годовщину победы демократических сил над проклятыми путчистами, в рот им ствол, извините за выражение,- я загодя принял меры для обеспечения небывалого салюта. Конечно, областной казне пришлось раскошелиться - несколько миллионов потратили, но заказали и привезли аж из Харькова множество всяких пиротехнических штук, и такой отгрохали фейерверк, что небу жарко стало! В эту ночь моя Маруся кричала несколько раз: