^TГлава ХХII^U
Выздоровление
Убаюканный этими гармоничными звуками, наш юный больной погрузился в сладостный сон и всю ночь провел в приятном забытьи, а проснувшись, увидел, что в окно льются лучи летнего солнца и что у полога кровати, улыбаясь, стоят его добрые хозяин и хозяйка. Он почувствовал невероятный голод, и доктор разрешил ему тут же съесть вареного цыпленка, которого, как объяснила ему супруга доктора, приготовила одна из ее дочерей.
Одна из ее дочерей? Юноше вдруг припомнился смутный образ молоденькой девушки с розовыми щеками и черными локонами — двух молоденьких девушек, которые с улыбкой стояли у его ложа и внезапно исчезли, едва он пришел в себя. А затем, затем в его воображении возник образ другой женщины — правда, прелестной, но пожилой... ну, во всяком случае, далеко не молоденькой... и со встав... О, ужас и раскаяние! Он в отчаянии завертелся на постели, оттого что в его памяти всплыли кое-какие обстоятельства. Бездонная пропасть времени зияла между ним и прошлым. Давно ли он услышал, что эти жемчуга были фальшивыми... что эти золотые локоны — всего лишь накладка? Очень, очень давно, когда он был мальчиком, наивным мальчиком. А теперь он — мужчина, почти старик. С тех пор ему обильно пустили кровь, у него был небольшой жар, он почти сутки ничего не ел> он выпил снотворное и долго спал крепким сном.
— Что с вами, дитя мое? — воскликнула добрейшая миссис Ламберт, заметив его движение.
— Ничего, сударыня, в плече закололо, — ответил Гарри. — Я, конечно, говорю с моим хозяином и хозяйкой? Вы были ко мне так добры!
— Но ведь мы с вами старые друзья, мистер Уорингтон. Мой муж, полковник Ламберт, знавал вашего батюшку, а я училась вместе с вашей маменькой в Кенсингтонском пансионе. Вы сразу перестали быть чужим для нас, как только ваша тетушка и кузина сказали нам, кто вы такой.
— Они здесь? — спросил Гарри с несколько растерянным видом.
— Эту ночь они провели, наверное, уже в Танбридж-Уэлзе. Вчера они прислали из Рейгета верхового узнать, как вы себя чувствуете.
— Ах, я вспомнил! — сказал Гарри, поглядывая на свое забинтованное плечо.
— Я все вам отлично вправил, мистер Уорингтон. И теперь вы поступаете под опеку миссис Ламберт и кухарки.
— Ну нет, мистер Ламберт, цыпленка и рис приготовила Тео! Может быть, мистер Уорингтон захочет после завтрака встать? Мы пришлем вам вашего лакея.
— Если вопли служат доказательством преданности, то более верного и любящего слуги найти невозможно, — заметил мистер Ламберт.
— Он не спохватился вовремя и оставил ваш багаж в карете вашей тетушки, — сказала миссис Ламберт. — Вам придется надеть белье моего мужа, хотя оно, наверное, сшито не из такого тонкого полотна, к какому вы привыкли.
— Вздор, душа моя! Мои рубашки годятся для любого доброго христианина, — воскликнул полковник.
— Их шили Тео и Эстер, — объявила маменька, на что ее супруг поднял брови и поглядел ей прямо в глаза. — А Тео подпорола и подшила рукав вашего кафтана, чтобы вашему плечу было удобно, — добавила миссис Ламберт.
— Какие чудные розы! — воскликнул Гарри, увидев прекрасную фарфоровую вазу с этими цветами, которая стояла на туалетном столике перед зеркалом в лакированной раме.
— Моя дочь Тео срезала их сегодня утром. Что такое, мистер Ламберт? Ведь она их правда срезала.
Наверное, полковник, считая, что его супруга слишком уж часто упоминает про Тео, наступил на туфлю миссис Ламберт, или дернул ее за платье, или еще каким-нибудь способом напомнил ей о приличиях.
— А вчера вечером кто-то чудесно пел вечерний псалом — или мне это только приснилось? — спросил молодой страдалец.
— И это тоже была Тео, мистер Уорингтон! — ответил полковник, засмеявшись. — Слуги говорили мне, что ваш негр на кухне подпевал так, что потягался бы и с церковным органом.
— Этот псалом поют у нас дома, сэр. Мой дедушка очень его любил. Отец его жены был большим другом епископа Кенна, который его написал, и... и мой милый брат тоже очень его любил, — докончил юноша дрогнувшим голосом.
Я думаю, что именно в эту минуту миссис Ламберт захотелось поцеловать бедняжку. Приключившееся с ним несчастье, жар, выздоровление и доброта тех, кто его окружал, смягчили сердце Гарри Уорингтона и сделали его восприимчивым к влиянию лучшему, нежели то, которому он подвергался последние полтора месяца. Он дышал теперь воздухом более чистым, чем отравленная атмосфера эгоизма, суетности и порока, в которую он погрузился сразу после своего приезда в Англию. Порой судьба, склонности или слабость молодого человека толкают его в объятия легкомыслия и тщеславия; и счастлив тот, кому выпадет жребий оказаться в более достойном обществе, где все светильники заправлены и чистые сердца смиренно бодрствуют.
