— Какую репутацию создали вам здесь, сэр! — сообщил мистер Сэмпсон своему патрону, вернувшись из кофейни. — Мосье де Ришелье — ничто в сравнении с вами!
— При чем тут мосье де Ришелье? Я в жизни не бывал на Минорке, — заявил бесхитростный Гарри, ничего не знавший о победах, которыми этот французский герцог прославился у себя на родине.
Мистер Сэмпсон рассеял его недоумение. Хорошенькая вдовушка миссис Пэтчем, только что приехавшая на воды, без всякого сомнения, потеряла голову из-за мистера Уорингтона: ее вчерашнее поведение в курзале — верное тому доказательство. Ну, а про миссис Хупер известно всем — олдермен увез свою супругу в Лондон только по этой причине. В Танбридже ни о чем другом не говорят.
— Кто это выдумал? — вскричал Гарри в негодовании. — Дайте мне встретиться с этим негодяем, и я его обличу!
— Ну, я побоялся бы указать вам его, — со смехом ответил мистер Сэмпсон. — Ему, наверное, не поздоровилось бы.
— Какая гнусность — чернить так репутацию женщин... да и мужчин тоже, продолжал мистер Уорингтон, в бешенстве расхаживая по комнате.
— Это я им и сказал, — объявил капеллан, печально покачивая головой с самым серьезным и возмущенным видом, хотя на самом деле он и не думал сердиться, когда в его присутствии Гарри приписывали такого рода шалости.
— Повторяю, это гнусность — чернить людей, как это принято здесь. У нас в Виргинии подобный сплетник скоро лишился бы ушей, а перед самым моим отъездом трое братьев застрелили мерзавца, который посмел злословить о их сестре.
— Негодяй получил по заслугам! — вскричал мистер Сэмпсон.
— Они уже успели распустить обо мне клевету, Сэмпсон, — обо мне и бедняжке французской танцовщице.
— Слышал-слышал, — отозвался мистер Сэмпсон, скорбно вытряхивая пудру из парика.
— Гнусность, верно?
— Неслыханная гнусность!
— И то же самое они говорили про лорда Марча. Мерзость, верно?
— О, несомненно! — поддакнул мистер Сэмпсон, сохраняя на лице невозмутимую серьезность.
— Просто не знаю, что было бы, дойди эти россказни до ушей матушки. Они разбили бы ей сердце — право, разбили бы. Да всего за несколько дней до вашего приезда сюда мой друг полковник, мистер Вулф, сказал мне, какие чудовищные ходят обо мне сплетни. Боже великий! Неужто они верят, будто джентльмен с моим именем, уроженец моей страны способен... Я — соблазнитель? Почему бы не назвать меня заодно конокрадом или грабителем с большой дороги? Клянусь, если кто-нибудь посмеет при мне сказать что-либо подобное, я отрежу ему уши!
— Мне приходилось читать, сэр, что турецкому султану иногда присылают засоленные уши целыми бочками, — со смехом заметил мистер Сэмпсон. — Если вы начнете отрезать все уши, которые слышали сплетни про вас или про других людей, вам не напастись для них корзин!
— И пусть, Сэмпсон! Я не дам им спуску — ни одному мерзавцу, который посмеет сказать хоть слово в поношение благородной дамы или джентльмена! воскликнул виргинец.
— Если вы прогуляетесь у источника, то соберете богатый урожай ушей. Я только что оттуда — там бушует настоящая буря сплетен и злословия. И вы можете наблюдать nymphas discentes {Ученых нимф (лат.).} и aures satirorum acutas {Острые рога сатиров (лат.).}, — объявил капеллан, пожимая плечами.
— Может быть, все это и так, Сэмпсон, — ответил мистер Уорингтон, — но если я услышу, как кто-нибудь чернит меня, я его проучу! Помяните мое слово.
— Мне будет очень его жаль, сэр, потому что ему придется несладко, ведь я знаю, что вы держите свои обещания.
— Не сомневайтесь, Сэмпсон. Ну, а теперь не пойти ли нам пообедать, перед тем как отправиться на чай к леди Тузингтон?
— Вам известно, сэр, что я не в силах устоять ни перед колодой карт, ни перед бутылкой, — ответил мистер Сэмпсон. — Давайте начнем с последней, чтобы кончить первой. — И оба джентльмена отправились в свою излюбленную ресторацию.
В том веке винопитие было куда более в ходу, чем в наши благонравные времена, и молодой виргинец после прибытия в его родные края армии генерала Брэддока почувствовал большой вкус к этому занятию и охотно наполнял свой бокал и провозглашал тосты, узнав от офицеров, что человек чести не отказывается ни от тоста, ни от вызова. Поэтому Гарри с капелланом спокойно и усердно попивали бордо, поднимая каждый бокал, по безыскусственному обычаю тех дней, за здоровье какой-нибудь дамы.
