И вот огни затухают, угасают, гаснут. Свет в маленьких жилищах и освещение больших домов, желтые огоньки и зеленые керосиновые лампы, свечи и коптилки, огоньки на верандах и все остальное запирается на стальные, железные, бронзовые засовы, думала Лавиния, замыкается и задраивается, занавешивается и затеняется. Она представила людей в залитых лунным светом постелях. Их ночное дыхание в летних спальнях, в безопасности, вместе. «А тут мы, – думала Лавиния, – шагаем в летней ночи по раскаленному тротуару. Одинокие уличные фонари светят на нас, отбрасывая пьяные тени».
– Вот твой дом, Франсин. Спокойной ночи.
– Лавиния, Хелен, переночуйте у меня. Уже поздно, скоро полночь. Можете лечь у меня в гостиной. Я заварю горячий шоколад… будет здорово! – Франсин притягивала их обеих к себе.
– Нет, спасибо, – сказала Лавиния.
И Франсин заплакала.
– Франсин, не начинай снова, – сказала Лавиния.
– Я не хочу, чтобы ты умерла, – рыдала Франсин, и слезы катились в три ручья по ее щекам. – Ты такая красивая, изящная. Я хочу, чтобы ты жила. Прошу тебя, пожалуйста!
– Франсин, я не знала, что это все так на тебя подействовало. Обещаю позвонить тебе, как только дойду до дому.
– Правда позвонишь?
– И скажу, что цела-невредима. А завтра в обед мы устроим пикник в Электрик-парке. Как насчет моих сэндвичей с ветчиной? Вот увидишь, я буду жить вечно!
– Значит, позвонишь?
– Ну, раз пообещала.
– Спокойной ночи, спокойной ночи! – Франсин бросилась наверх, юркнула за дверь, хлопнула ею и мгновенно заперлась на все замки-засовы.
– Теперь, – обратилась Лавиния к Элен, – я провожу домой тебя.
* * *
На здании суда раздался бой часов. Звон разнесся по обезлюдевшему городу, который никогда не бывал безлюднее этого. Звук затухал над безлюдными улицами, и безлюдными пустырями, и безлюдными лужайками.
– Девять, десять, одиннадцать, двенадцать, – считала Лавиния с Элен под руку.
– Странно, правда? – спросила Элен.
– Что именно?
– Что мы здесь, на тротуаре, под деревьями, а все остальные в безопасности за запертыми дверями, в постели. На тысячу миль вокруг мы – единственные, кто в открытую ходит пешком.
Приближалось звучание глубокого темного теплого оврага.
Через минуту они стояли перед дверями Элен, пристально глядя друг на друга. Между ними ветер пронес запах скошенной травы. Луна тонула в небе, которое начало затягиваться облаками.
– Думаю, бесполезно просить тебя переночевать у меня, Лавиния?
– Я иду дальше.
– Иногда…
– Иногда… что?
– Иногда я думаю, что людям хочется смерти. Весь вечер ты ведешь себя подозрительно.
– Просто я не боюсь, – сказала Лавиния. – И мне, наверное, любопытно. И я размышляю. По логике вещей, Неприкаянного поблизости быть не должно. Полно полиции и все такое.
– Полиция сидит по домам, натянув одеяло по самые уши.
– Скажем так, я развлекаюсь, рискованно, но безобидно. Если бы существовал хоть один реальный шанс, что со мной что-то произойдет, я бы осталась с тобой, можешь не сомневаться.
– Может, в душе ты больше не хочешь жить.
– Да что вы заладили, ей-богу, с Франсин на пару!
– Я чувствую себя виноватой – буду попивать горячий шоколад в тот самый момент, когда ты спустишься на дно оврага и пойдешь по мосту.
– И выпей чашечку за меня. Спокойной ночи.
Лавиния Неббс зашагала в одиночку по улице в тишине летней ночи. Она видела дома с темными окнами и слышала собачий лай вдалеке. Через пять минут, подумала она, я буду в безопасности, у себя дома. Через пять минут я буду звонить крошке Франсин. Я…
Она услышала мужской голос.
Далеко, среди деревьев, пел мужчина.
– Подари мне июньскую ночь, лунный свет и себя…
Она прибавила шагу.
Голос распевал:
– В моих объятиях… с твоими чарами…
По улице при тусклой луне медленно шагал человек и непринужденно напевал.
«Я могу добежать и постучаться в какую-нибудь дверь, – подумала Лавиния, – если придется».
– Подари мне июньскую ночь, – пел человек с длинной дубинкой в руках. – Лунный свет и ты. Кого я вижу! Ну и времечко вы выбрали для прогулок, мисс Неббс!
– Полисмен Кеннеди!
Именно он это и был, конечно.
– Лучше я провожу вас до дому!
– Спасибо, я справлюсь.
