Поднимаясь на веранду своего дома, он резко обернулся, чтобы взглянуть на лужайки у себя за спиной. Они опустели.
Россыпь винтовочных выстрелов. По всей улице предзакатным залпом наперебой захлопали москитные сетки.
Статуи – лучше всего, думал он. Только их и можно удержать на лужайке. Главное – не давать им шевелиться. Дай им волю, и с ними уже не сладишь.
Внезапно он выбросил кулак, словно выстрелил поршнем из своего бока, и энергично затряс им перед лужайками, улицей и сгустившимися сумерками. Лицо налилось кровью, глаза метали искры.
– Джон! – закричал он. – Эй, Джон! Джон, ты мой враг, слышишь? Ты мне не друг! Не возвращайся, никогда! Проваливай! Ты – враг. Понял? Вот ты кто! Между нами все кончено! Ты негодяй, дрянь! Джон, ты слышишь, Джон!
Небо помрачнело, словно в огромной прозрачной лампе за городом кто-то прикрутил фитиль. Он стоял на веранде. Его рот лихорадочно дергался. Сотрясался кулак, нацеленный на дом, стоявший чуть поодаль на той стороне. Он взглянул на кулак, и дом растаял вместе с окружающим его мирком.
Поднимаясь в темноте по ступенькам, он лишь ощущал свое лицо, но не видел ни себя, ни даже свои кулаки. Он твердил про себя: «Я в бешенстве. Я зол. Я его ненавижу. Я в бешенстве. Я зол. Я его ненавижу!»
Минут через десять во тьме он медленно добрался до верхней ступеньки…
* * *
– Том, – попросил Дуглас, – пообещай мне одну вещь, ладно?
– Обещаю. А что именно?
– Ты мой брат. Иногда я на тебя сержусь. Только будь рядом, ладно?
– Значит, мне можно ходить за тобой и за большими ребятами, когда вы идете в походы?
– Ну… в общем… даже так. Я хочу сказать, не пропадай, хорошо? Чтобы никакой автомобиль тебя не переехал, чтобы ты не свалился со скалы.
– Еще чего! Ты за кого меня принимаешь?
– Конечно, когда станет хуже некуда и мы оба совсем уж состаримся… нам стукнет сорок – сорок пять… где-нибудь на Западе мы будем владеть золотым рудником, будем посиживать и курить кукурузные рыльца и отрастим бороды.
– Бороды отрастим! Ух ты!
– Так вот я и говорю, никуда не пропадай и чтобы с тобой ничего не стряслось!
– Можешь на меня положиться, – заверил его Том.
– Я не о тебе беспокоюсь, – сказал Дуглас. – А о том, как Господь заправляет всем миром.
Том призадумался над сказанным.
– С ним все в порядке, Дуг, – сказал Том. – Он старается.
Она вышла из ванной, смазывая йодом палец, который чуть не оттяпала, отрезая себе ломтик кокосового торта. И как раз в этот момент по ступенькам веранды поднялся почтальон, отворил дверь и вошел в дом. Дверь хлопнула. Эльмира Браун так и подскочила на месте.
– Сэм! – вскричала она.
Она помахала пальцем в воздухе, чтобы охладить жжение.
– Я так и не привыкла к тому, что мой муж – почтальон. Всякий раз, как ты заходишь, я пугаюсь до смерти.
Сэм Браун стоял с полупустой почтовой сумкой, почесывая голову. Он обернулся на дверь, словно посреди славного мирного летнего утра, откуда ни возьмись накатила волна тумана.
– Ты сегодня рано, Сэм, – заметила она.
– Не могу больше, – сказал он озадаченно.
– Выкладывай, что стряслось?
Она подошла и взглянула ему в лицо.
– Может, ничего, а может, много чего. Только что доставил почту Кларе Гудуотер с нашей улицы…
– Кларе Гудуотер!
– Ладно, не заводись! Книги ей прислали из компании «Джонсон-Смит», что в Расине, штат Висконсин. Называется книга… дай-ка вспомнить.
Он состроил гримасу, потом избавился от нее.
– Альбертус Магнус. Вот. «Одобренные, проверенные, симпатические и натуральные ТАЙНЫ ЕГИПЕТСКИЕ, или…»
Он уставился на потолок, вызывая в памяти заголовок.
– «Белая и черная магия для человека и зверя, проливающая свет на запретные знания и таинства древних философов»!
– Кларе Гудуотер, говоришь?
– Пока я к ней добирался, заглянул в первые страницы. Что же в этом плохого? «Сокровенные тайны жизни, разоблаченные достославным ученым, философом, аптекарем, натуралистом, психомистом, астрологом, алхимиком, металлургом, чародеем, толкователем магии и колдовских мистерий, вместе с невразумительными воззрениями многочисленных искусств и наук… туманных, незамысловатых, практичных и т. д.». Да ей-богу, у меня голова как ящик от «Кодака». Слова запомнил, смысла не понял.