Гражданином быть лучше, чем быть поэтом. Компьютер живет сам и дает жить другим, совершая насилие лишь в случае жесткой необходимости. Поэт ежесекундно насилует себя и других, поэт — это зомби, воскресший труп, которому нет покоя даже после смерти.
Сорок минут. Еще чуть-чуть, и ее взгляд разрежет стены. Коленки крепко сдвинуты, серебристая авторучка вертится все быстрее в тонких пальцах, дыхание громкое и учащенное. Жаль. Красивая, красивая девушка.
Тебе предстоит суровое испытание. Те, кто это придумал, пошли до конца. Хитро и жестоко: нож. Не пистолет. Не автомат. Не топор. Нож. Вот он, в кармане. Ладонь удобно обхватывает длинную тяжелую рукоять, большой палец автоматически ложится на жесткую кнопку. Одно усилие — и, сверкнув, появится лезвие. Нож. Каково это — убить ножом? Зарезать? Алый порез на загорелой коже, еще один, пронзительные крики, липкая кровь. Ты не профессионал. Когда она умрет — с пятого удара, с двадцатого? Сколько это продлится — сплетение тел, отчаянные мольбы, просьбы, униженные обещания отдать, сделать все, что ни потребуешь; руки, судорожно закрывающие лицо — и полосы, тонкие, зигзагообразные, красные полосы на шее, на щеках, на лбу; и темные пятна, медленно проступающие сквозь одежду.
Тридцать пять минут. Да, мне не показалось: лампочка тускнеет. И как будто становится труднее дышать. В чем причина? Два человека за столь короткое время не могли использовать весь кислород, пусть даже в таком маленьком и непроветриваемом помещении. Тогда что? — Начало конца? Кто бы там ни был, за стенкой, он шутить не любит. Тридцать три минуты.
Нет. Не могу. Философствуй — не философствуй, человеком все равно останешься, в бездушную машину не превратишься. Эмоции не поддаются математическому анализу. Я не сделаю этого просто потому, что не сделаю. Такое даже представить невозможно.
Хотя, почему? Представить-то как раз не составляет особого труда. Девушка будет…
«Виктор, послушай меня. Я должна…» Замолчала. Ни одной фразы не договаривает до конца. Странная. Странно и дико все это: монолог в никуда, поиск пустых глазниц, заискивающий тон. Знает. Разумеется, знает. И боится. Она будет кричать и сопротивляться. Она заведет тебя. Сучка заведет тебя, разве не так? Прекрати заниматься самообманом. В душе ты — садист. Подумай об этом. Подумай об этом хорошенько. Загляни в темные, пыльные, завешанные паутиной закоулки сознания. Ты всегда знал о существовании грязного мозгового подвала; время от времени оттуда доносились странные запахи и приглушенные крики, что-то могучее и бесформенное пыталось выломать дверь, запоры трещали и прыгали, но не поддавались. Твоя воля удерживала их. Она была вынуждена удерживать их, ибо ты прекрасно понимал: открыть эту зеленую дверь — значит выпустить джинна из бутылки, значит сойти с ума.
Двадцать восемь.
Сейчас же ничего иного не остается, выбора нет. Альтернатива сумасшествию — смерть. Ха! 0пять ненужная загрузка, максимализм поэтического сознания. Любовь и смерть, могу ли я? хочу ли я? — а! магнолия!
К чему комплексы? От единственной сигареты не становятся заядлыми курильщиками, один раз уколоться еще не значит сесть на иглу. В жизни нужно испытать все. Жизнь, она один раз дается. Великолепная философия «почему бы и нет?»
Будь панком, будь скинхэдом, будь садистом, наполняемость твоего «я» не изменится ни на йоту. Смысла в жизни нет, смысл есть в удовольствиях. Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет. Много на свете удовольствий, но самое высшее наслаждение — преступить. Преступить закон. Плюнуть на моральные устои. Послать к чертям нравственность. Выпустить из подвала сознания запертое веками цивилизации подлинное «я» — и дать ему волю. Изнасиловать самое себя.
Тупой ублюдок. Подобная возможность представляется лишь раз в жизни или вообще не представляется никогда. Делать все, что ни пожелаешь, очистить свой мозг от шлаков морали. Абсолютная свобода. Абсолютная безнаказанность.
Двадцать четыре. Двадцать четыре. Душно, товарищи, душно. Эх, упущенное время! Полтора часа упущенного времени. Фактически все уже решено. Нет смысла сидеть без дела. Волосы, мокрые от пота. Есть смысл получать удовольствие. Коленки боязливо сжаты. Мы — панки. С Джойсом не имеем ничего общего. Не надо прятаться за словами. У каждой вещи есть имя. Звездные глаза подернулись голубой дымкой. И есть имя, которое я повторяю. Становится темнее.
