Викинги. Быт, религия, культура - страница 56

Развод был нетрудным делом и не оставлял никакого пятна на том, кто выступил его инициатором, будь то жена или муж. Все, что было нужно, — это объявить перед свидетелями причину своего недовольства партнером и сообщить о желании развестись. У нас нет полного списка приемлемых причин для развода, поскольку все упоминания об этих вещах были выброшены из кодексов законов перед тем, как они были записаны в христианские времена; в сагах фигурируют такие причины, как импотенция, ношение женой штанов, а мужем — излишне женственной рубашки и дружелюбие мужа по отношению к человеку, который убил брата жены.

Главной особенностью законов о наследстве был «одаль» — закон, касавшийся наследования земли. Согласно ему, владение родовым хозяйством принадлежало всей семье; после кончины отца его получал старший сын, однако он должен был выплатить своим братьям компенсацию за их долю в хозяйстве. Это предотвращало неэкономное деление владений и должно было заставлять младших сыновей искать себе новых земель или расчищая целину, или отправляясь за море. В то же самое время, поскольку владелец мог продать землю (при условии, что он разделит цену с совладельцами), эта система была менее жесткой, чем майорат.[24] Другие участки земли, скот и серебро можно было разделить между ближайшими наследниками, и в кодексах законов даются детальные правила, определяющие порядок наследования и способ раздела. Необычайно сложные случаи запечатлевались на века; например, надпись на скале в Хиллерсьё в Швеции (рис. 68) объясняет, как женщина по имени Гейрлауг стала наследницей собственной дочери, вдовы, вышедшей снова замуж и унаследовавшей свою собственность от сына от первого брака:

«Читай эти руны! Гейрмунд женился на Гейрлауг, тогда девице. Позднее у них был сын, а затем Гейрмунд утонул. Потом сын умер. Потом она взяла в мужья Гуд-рика… Потом у них были дети, и из них выжила только девочка; ее назвали Инга, и Рогнвальд из Сноттсы взял ее в жены. Потом он умер, и их сын тоже умер, и мать [Инга] стала наследницей своего сына. Потом Инга взяла в мужья Эйрика. Потом она умерла. Потом Гейрлауг унаследовала это наследство после своей дочери Инги. Поэт Торбьёрн вырезал эти руны».

Незаконных детей было множество, поскольку большинство мужчин жили со своими рабынями, а у многих были и постоянные наложницы. По норвежскому закону сын рабыни становился рабом, если только ему не даровали свободу в законном порядке. У других незаконнорожденных были определенные права: например, они могли получить небольшую часть виры за убийство отца или брата и наследовать некоторые не слишком ценные предметы от отца. Но на самом деле нередко их участь была гораздо более завидной, и разница между законной женой и наложницей стиралась настолько, что статус детей почти не зависел от этого. В королевской семье Норвегии незаконный сын не раз становился королем.

В любом случае, если отец усыновлял незаконнорожденного сына, тем самым он полностью уравнивал его с законными детьми. В Дании и Швеции вся процедура состояла в сажании ребенка на колено усыновителя. Затем следовало публичное объявление об усыновлении на собрании. В норвежских законах мы находим более красочную церемонию: сначала усыновитель резал трехлетнего вола и делал сапог из кожи на его правой ноге; затем он устраивал пир, в ходе которого этот сапог ставили в центр зала, и сперва усыновитель, потом ребенок, а потом все домашние по очереди ставили в него правую ногу, тем самым подтверждая, что ребенок стал полноправным членом семьи.

Новорожденного ребенка надо было сначала показать отцу. Если ребенок был болезненным или уродливым, отец мог велеть выбросить его и оставить умирать. Араб ат-Тартуши сообщает, что бедность нередко заставляла жителей Хедебю топить своих детей. Хозяева также могли приказать выбросить ребенка, рожденного среди рабов, чтобы в доме не было лишнего рта. Однако если ребенка оставляли в живых, то его обрызгивали водой — видимо, это был настоящий языческий обычай, а не простое подражание крещению. Затем отец выбирал имя, предпочтительнее такое, чтобы оно приносило удачу, или такое, которое носил недавно умерший родич, зачастую дядя или дедушка ребенка. Имена некоторых богов (особенно Тора) часто использовали в качестве элементов личных имен; первоначально это был признак того, что ребенок находится под защитой божества. Скандинавы использовали только личное имя и имя отца (например, «Хельги, сын Торстейна» или «Тора, дочь Торстейна»). Фамилий в современном смысле этого слова не было, хотя у некоторых семей, королевских или аристократических, могло быть какое-то коллективное имя, обозначающее происхождение от знаменитого предка. Чтобы выделить человека, носившего обычное имя, нередко использовали прозвище, однако прозвище он получал, только когда становился взрослым, и оно относилось к его внешнему виду или характеру, а то и к определенному поступку, похвальному или смешному. Чтобы отпраздновать наречение имени, ребенок получал подарок, а позднее — еще один, когда у него прорезывался первый зуб. Получение прозвища также могло стать поводом для подарка, если прозвище было комплиментом.