Антонина нагнулась, поцеловала его в лоб:
— Глупый ты у меня, Миша, и не лечишься. Дурачок.
— Смотри, — погрозил Михаил пальцем. — И оглядывайся. Особенно когда в доме.
Трое нанятых рабочих меняли старую крышу на новую быстро, легко, профессионально. Брали с земли пачки черепицы, поднимали по лестнице, без страха передвигались по поперечинам, на веревках тащили тесаные бревна.
Артур трудился вместе со всеми проворно и азартно, будто всю жизнь проработал кровельщиком. Бегал с края на край, вовремя перехватывал тяжеленные пачки, поддерживал зависающие лаги.
Антонина сидела во дворе за столиком, прикрытым широким зонтом, наблюдала за происходящим на крыше.
На веранде Дильбар обслуживала прибывших водителей, расторопно приносила с кухни подносы с едой, даже успевала помочь некоторым машинам в парковке.
К Антонине подошел Хамид, некоторое время молча наблюдал за работой на крыше, потом произнес:
— Хорошего вы человека нашли, Антонина. Работящего.
— Пока работящий, потом посмотрим, — ответила Савостина. — Все портится, все прокисает.
— Нет, он работу любит.
— Он еще девок любит.
— Хорошее дело. Молодое. Как без этого жить, Антонина Григорьевна?
— Наверное, трудно. Или невозможно. — Савостина дождалась, когда Артур окажется на земле, велела Хамиду: — Позови его.
Тот мелким, быстрым шажком нагнал Артура, что-то сказал ему. Парень взглянул в сторону хозяйки, улыбнулся, отложил пачку черепицы, не спеша и с достоинством пересек двор.
— Слушаю, Антонина Григорьевна.
— Можешь без этого? — поморщилась она.
— Не могу. Не имею права. Ты хозяйка, я работник.
— Послушай, работник. — Антонина с прищуром смотрела на влажное от пота, сильное тело парня. — Поосторожней там. А лучше всего крутись на земле, а на верхотуру не лезь. Не дай бог, грохнешься.
— Жалко будет, если грохнусь?
— Себя жалко. Затаскают потом по ментам.
— Благодарствую за откровенность. Ты во всем такая?
— Еще не убедился?
— Не до конца.
— Ну, убедишься, скажешь.
— Если доживу.
— А куда денешься? Молодой, все впереди.
— Да и ты еще не совсем старуха.
От услышанного Антонина поперхнулась, негромко спросила:
— Как ты сказал?
— А чего? — широко улыбнулся Артур. — Разве я не прав? Любой молодой фору дашь.
— Ладно, иди, — махнула Савостина. — Но на крышу все-таки не лезь. Я запрещаю.
— Еще раз благодарствую. За заботу. — Артур наклонился, взял влажную и пухлую ее ладонь, поцеловал. — Буду делать как велишь, хозяйка, — и зашагал к рабочим.
Оглянулся, подмигнул, улыбнулся.
…Они не видели, что за происходящим издали наблюдал Михаил. Он стоял за двором кафе в зарослях молодой акации, дышал тяжело и болезненно, не сводил глаз с жены и молодого работника.
Потом развернулся и медленно побрел прочь.
Глубокой ночью тихо и звонко от сверчков. Почти не лаяли во дворах собаки, редко проносились по улице машины, и лишь трасса жила так, словно жизнь на ней не прекращалась.
Михаил сидел на диване, раскачиваясь вперед-назад. Бледный свет луны заливал окно. Тишина в доме пугала.
Михаил поднялся, медленно добрел до двери, вышел в коридор. И там тишина…
Михаил добрался до комнаты жены, дверь была приоткрыта. Осторожно заглянул, увидел полуприкрытое и полуобнаженное тело спящей, мягко зовущее в матовом лунном свете, хотел было поправить покрывало, но решил не будить, двинулся дальше.
Проверил еще одну комнату, вторую; стал подниматься по лестнице на второй этаж.
Дверь, за которой спал Артур, нашел почти сразу. Она тоже была открыта, до слуха доносилось негромкое ровное похрапывание.
Вошел в комнату, сел на стул напротив, некоторое время молча наблюдал за работником. Дотянулся до его плеча, легонько пошевелил.
Артур очнулся от сна почти сразу. Сначала удивленно, не узнавая в полутьме, смотрел на человека, потом резко сел на кровати.
— Кто это?
— Михаил Иванович, — ответил Савостин и вдруг тоненько рассмеялся. — Испугался?
— А то! Чего вы так?
— Не спится.
Артур сел поудобнее.
— А Антонина?
— Она спит. Крепко спит. Тяжелый день был.
— Ну да. Тяжелый, — согласился Артур. — Может, помочь чем надо?
— Мне? — удивился Михаил. — Уже не надо. Полегчало. А вот поговорить охота.
