Таксон Тей подошёл к двери, приложил ладонь к замку. Сталь двери оказалась низкокачественной, сильно углеродистой, поэтому пришлось напрячься, чтобы просветить её и разобраться в устройстве запора. Прижимая ладонь к двери, Таксон Тей заставил собачку замка повернуться, а затем провёл рукой в сторону от щели. Замок щёлкнул, и дверь открылась.
Прихватив узел с одеждой, он спрыгнул на землю и, обойдя лесовоз, приблизился к палацу. На афише красовалась обнажённая девица в непристойной позе. Сбоку люминесцентными красками светилась надпись: "Сегодня и всегда для вас - весёлые мохнатки!" Далее шёл перечень имён.
"Вот так! - ошарашено подумал Таксон Тей. - Из очагов культуры да в публичный дом!" Он задрал голову. Под козырьком крыши с трудом различались лепные буквы: "Палац наркультуры им. ..." Имя было основательно заляпано алебастром.
"Почему?" - спросил Тей психоматрицу.
"Потому!" - огрызнулся Таксон. Палац он узнал. Этот "рассадник наркультуры" находился в центре городка Крейдяное, получившего своё имя от местного названия кускового мела. По непонятной причине чехарда с названиями, в отличие от Солдатского хутора, его миновала.
Таксон Тей обошёл палац сбоку и приблизился к зашторенному окну. Увидеть комнату сквозь шторы для него не составляло труда. Широкая кровать, на которой сплелись два обнажённых тела, трюмо, одёжный шкаф. Две двери одна вела в коридор, другая, вероятно, в ванную комнату, так как за ней ощутимой сыростью играл масс-спектр молекул воды.
"Что мне и нужно", - подумал Таксон Тей. Он приказал телам заснуть, и они замерли. Затем легко открыл внутренние защёлки окна и забрался в комнату.
Он долго и тщательно мылся под душем, стараясь, чтобы вода как можно реже попадала на лицо. Была она оборотной, не первого цикла, и на губах ощущался неприятный вкус органического инфильтрата. Впрочем, и на том спасибо, что моется не в биологически активном бульоне озера. Основательно, насколько можно, почистил одежду, оделся и тем же путём покинул комнату. Затворив окно и разбудив спящих.
Дорога к железнодорожной станции напоминала лесную просеку, засыпанную мелом. Та же темень, колдобины под ногами, в которых угадывались куски разбитого окаменевшего асфальта. Кое-где попадалась ещё более древняя брусчатка. Хотя Таксон и бывал в Крейдяном лет шестьдесят назад, рассчитывать на его память в изменившемся мире не приходилось. Поэтому Тей ориентировался по следу лесовоза, искрящемуся инфраспектрами свежей гари и микрочастиц железа с траков.
То, что в городке не горел ни один фонарь, а в редком окне еле светилась масляная коптилка с экономно вытравленным фитилём, Таксон Тей понимал. Жесточайший топливный кризис, вызванный истощением месторождений. Но то, что кругом стояла необычная, как в поле, тишина, и за всё время, пока он шёл к станции, ни из одного двора его не облаяла ни одна собака, пониманию не поддавалось. Отсутствие собак нефтяным кризисом не объяснишь.
Станционное здание не изменилось. Как построили его ещё во времена государя, так оно и просуществовало все режимы, сохранившись до сего времени. Когда-то красный обожжённый кирпич, пропитавшись за полтора столетия паровозной гарью, почернел, местами, словно изъеденный оспой, выкрошился, но здание стояло крепко. На пустом перроне, судорожно вздрагивая, раскачивался единственный светильник - электрическая лампочка в конусе жестяного абажура. Раскачивался не ветром, а огромными, с ладонь, ночными бабочками, бьющимися об абажур. Хаотическое дрожание на земле вырезанного из темноты круга света вызывало ощущение ненатуральности, зыбкости, ставя под сомнение саму материальную сущность перрона, хотя ритмичное постукивание движка электростанции где-то в темноте за идеальными линиями отблескивающих рельсов и стоящим на дальнем пути товарным составом настаивало на реальности.
"Всё-таки электричество здесь есть", - ехидно отметил Таксон Тей. С орбиты, в редкие проплешины возросшей за последние годы облачности, он видел на ночной стороне планеты сильно поредевшие электрические огни городов. Да и лесовоз освещался не коптилкой. Было здесь электричество. Сохранилось, хотя на месте распределительной подстанции, стоявшей когда-то по ту сторону путей возле леса, угадывались лишь насквозь проржавевшие остовы опор; столбы же вдоль путей с контактным проводом для электровозов исчезли совсем. Зато у входного семафора появилась водоразборная колонка для паровозов. На том же месте, что и лет восемьдесят назад. Под ней стоял паровоз и, шумно стравливая пар, заполнял котлы. Таксон Тей вошёл в здание станции. Грязный, заплёванный, деревянный пол, стены с осыпавшейся местами штукатуркой, ряд лавок, на которых спали несколько шаромыг. Как в ночлежке. Только на стене вместо распорядка висело расписание, ставившее в известность, что через Крейдяное проходят три поезда дальнего следования и два местных. Не густо. Зато стояли они тут по полчаса - с давних времён Крейдяное славилось мягкой водой. Теперь же, если вспомнить, как ею пользовались в публичном доме... Впрочем, можно представить, что за вода в других местах, если именно тут всё равно предпочитали заправлять паровозы.
