На пятый день его вынесли на носилках из лечебницы, перевезли в крытой, чадящей древесной гарью машине на вокзал, и погрузили в тюремный вагон, стоявший в тупике. И только здесь Таксон Тей окончательно пришёл в себя. Восстановление тела закончилось, он ощущал себя разбитым, слабым, но вполне здоровым.
Вагон вздрогнул и тихо покатил по рельсам. Таксон Тей "увидел", как маневровый паровоз вытащил его из тупика и прицепил к составу столичного поезда. Поднатужившись, Таксон Тей с трудом сел на нарах. Голова закружилась, стало поташнивать. Конвойный, молодой прыщавый парень, сидевший на табурете возле тамбура, с любопытством наблюдал за ним сквозь решётчатые клетки пустых камер. Вероятно, он впервые сопровождал тюремный вагон с одним единственным заключённым.
- Дайте попить, - попросил Таксон Тей. Голоса своего он не узнал. Еле слышный шёпот, а не голос.
- Не положено, - неожиданным басом произнёс конвойный. И ухмыльнулся.
Дверь тамбура распахнулась, и в вагон вошёл статс-лейнант Геннад. Конвойный вскочил. Геннад кивнул ему и направился к камере Таксона Тея.
- Вечер славный, - проговорил он. - Смотрю, дела у вас идут на поправку.
Таксон Тей прикрыл глаза.
- Дайте воды... - просипел он.
- Хорошо, - кивнул статс-лейнант. - Есть ещё какие-нибудь желания?
- И поесть...
- Конвойный! - окликнул Геннад. - Напоить и накормить!
- Сам с утра не жрамши... - пробасил конвойный.
Геннад рассвирепел.
- Начальника караула ко мне! - гаркнул он.
Конвойного как ветром сдуло. Через мгновение он появился в вагоне в сопровождении бравого срежанта в лихо заломленной фуражке.
- Господин статс-лейнант, - вытянулся тот в струнку перед Геннадом, осмелюсь доложить, но на заключённого довольствие не выписано.
Геннад чертыхнулся, и Таксон Тей понял, чьих это рук дело. Новому комиссару бассградской центурии не хотелось отправлять единственного подследственного из группы Петруза в Столицу. Слишком много он знал о связях центурии с преступным миром. Только настоятельные требования Геннада, подкреплённые шифрограммой из Столичного управления, заставили комиссара предоставить тюремный вагон. Но мелочную пакость он устроил.
- Насколько я знаю, - жёстко проговорил Геннад в глаза срежанту, оформление довольствия заключённых входит в ваши прямые обязанности. И, если вы их не выполнили, извольте накормить заключённого собственным пайком.
Лицо срежанта вытянулось.
- Выполняйте приказ, - отрезал Геннад. - Я прослежу.
Срежант молча вышел в караулку и через минуту вернулся с кружкой воды и миской, в которой стояла открытая банка овощных консервов. Повинуясь взгляду статс-лейнанта, срежант вытряхнул содержимое банки в миску предметы с острыми краями передавать заключённым запрещалось.
- Лишней ложки нет, - буркнул срежант. - А свою не дам.
Геннад передал еду Таксону Тею.
- Ещё просьбы будут? - спросил он.
- Холодно. Одеться бы...
Статс-лейнант только глянул на конвойного, и тот метнулся в караулку, откуда принёс серую робу, засаленный ватник и разбитые всмятку ботинки.
- Ещё что-нибудь? - повторил вопрос Геннад.
Таксон Тей покачал головой.
- Тогда до свидания. - Геннад повернулся и через плечо бросил срежанту: - Если что случиться, я в соседнем вагоне.
И вышел.
Срежант постоял немного, со злостью глядя, как заключённый поглощает его паёк, затем витиевато выругался и, приказав конвойному забрать после еды кружку и миску, ушёл в караулку.
Таксон Тей поел и расслабленно прислонился к стене вагона. Сытая осоловелость охватила его, и он не заметил, как поезд тронулся с места. Он "проник" в купе статс-лейнанта, и "увидел", что тот сидит на полке в ногах у свернувшейся в калачик под одеялом дочери и под размеренный стук колёс рассказывает ей сказку. И столько доброты и участия к судьбе девочки было в душе Геннада, что у Таксона Тея, уже не ожидавшего встретить в этом злом мире человеческое сострадание, сжалось сердце. Но затем в сознание вторглись прозаические мысли прыщавого конвойного о том, как он нажрётся в столице и пойдет к кобылкам. Мечтал конвойный о классной лихой кобылке из лучшего стойла, но, в то же время, трезво оценивая свои финансовые возможности, надеялся подцепить какую помоложе прямо на улице. Говорят, в Столице их пруд пруди.
