Выстрелы слышались долго, потом громыхнула последняя граната, и затихло. То ли Егор убрался достаточно далеко, то ли все было кончено.
Деревья затеяли бестолковую, не ко времени, игру: двоились, прятались друг за друга и неожиданно выскакивали на пути. Ухватил березу за ветку – та качнулась под рукой.
– Стой!
Береза не желала слушаться.
По спине текло. Санитарный пакет Егор забыл в рюкзаке. А если б и не забыл, то все равно не смог бы сделать перевязку одной рукой. Правая повисла колодой и не желала двигаться. Левая занемела под весом автомата. Сморщившись, Егор сунул его в дыру под корнями и, как смог, подгреб туда листвы. Расстегнул кобуру.
Береза, кажется, присмирела. Оттолкнулся от нее и ухватился за следующую. Осталось не так уж много, километров двадцать. Он дойдет. От дерева к дереву. Солнце должно быть справа и чуть впереди… Или нет? Оно же садится. Егор поднял голову – и небо упало ему в лицо.
Очнувшись, понял, что сидит под березой, навалившись плечом. Знобило, жгло под лопаткой. Очень хотелось пить. Егор облизнул губы и подумал: «Бессмысленно». Ну, дойдет он до рации, а обратно кто приказ передаст? Отправит отец другого связного… Если успеет… А как он узнает, что уже – все? Догадается?
«Вставай! Разнюнился». Может, организуют поддержку с воздуха. Рацию с самолета сбросят, черта лысого в ступе, что угодно! Главное – доложить обстановку.
Поднес к глазам «командирские» и поморгал, пытаясь разглядеть стрелки – они почему-то расплывались. Семнадцать двадцать. Стемнеет еще не скоро. «Я совсем немножко посижу, – оправдываясь, подумал Егор. – Чуть-чуть. До восемнадцати. Нет, до семнадцати сорока пяти». Он повернулся, удобнее приваливаясь к березе, и увидел человека.
Вскинул руку – пистолет показался непривычно тяжелым. Солнце резало глаза, мешая целиться.
– Егор, не стреляй!
– Не подходи!
Правая рука скользнула по гранате, но онемевшие пальцы не смогли нащупать чеку.
– Егор, я от твоего отца!
Человек шагнул на поляну.
– Стоять!
Мужчина поднял руки и сказал медленно, четко выговаривая:
– Я от подполковника Вцеслава Натадинеля. Иду к рации на замаскированный командный пункт.
Егор продолжал целиться. Этого человека не было в Старой крепости, и одет он странно.
– Откуда вы знаете про рацию?
– От твоего отца.
Рука начала подрагивать. Егор согнул ногу в колене и подпер ее.
– А с тобой мы виделись в пошлом году. В Ольшевске, в городском парке. Я еще подарил тебе нож.
Парк Егор помнил. Тенистая дорожка, засыпанная клейкими тополиными почками. Белый пух лежит пушистым ковром. Брось спичку – вспыхнет легкое, быстрое пламя. Но рядом шагает отец, он такое хулиганство не одобрит. Клубничное мороженое в вафельном стаканчике. Тает, капает. Отец в штатском – легких брюках и тенниске. Над деревьями поднимается колесо обозрения. Цветные кабинки кажутся маленькими, не больше спичечных коробков.
– Прокатимся? – подмигивает отец.
Егор торопливо запихивает в рот остатки мороженого.
С боковой тропинки им наперерез выходит мужчина. Окликает:
– Вцеслав!
Отец улыбается, жмет незнакомцу руку. Мужчина, быстро взглянув на Егора, тихо произносит непонятное, а потом протягивает сверток.
– Совсем уже мужчина. Держи.
Сквозь ткань чувствуется что-то твердое. Егор разворачивает – и не может сдержать восхищенного вздоха. В руках у него нож с деревянной рукоятью, лезвие прячется в чехле из плотной кожи.
– Спасибо! Это охотничий, да?
Мужчина кивает.
– Сынок, сбегай, купи билеты, – говорит отец и достает бумажник.
Только у кассы до Егора доходит: сначала мужчина говорил на незнакомом языке, и по звучанию не угадать – на каком. Подносит к глазам подарок: на ножнах вытиснены птица и странные символы. Если это и буквы, то чужого алфавита.
Потом, сидя в кабинке, медленно всплывающей над тополями, Егор спрашивает:
– Пап, а он что, шпион?
Отец взъерошивает ему волосы.
– Нет. Мой старый знакомый. Хороший человек.
Кабинка поднимается выше. Открывается центральная площадь с фонтаном. Серебрится купол Ольшевского университета. Егор смотрит, сжимая двумя руками подарок. Лето. Каникулы. У отца выходной. Разве мало для счастья?
