– Была ведь фитюлька – во! Ладонями за талию обхватить можно. Я, дело такое, худеньких люблю.
Дан утешил, мол, захочет, двух фитюлек заведет. Тобиус посетовал на межсезонье и безденежье.
От окорока осталась кость. Дрова прогорели. Вейн поворошил угли и спросил:
– Этот мальчишка, Юрка, откуда у тебя?
– Сам пришел. Говорит, случайно получилось. Ну, я и взял. Куда ему сейчас деваться?
– Думаешь, его вправду никто не учил?
– Похоже на то. Заходил к тебе, да? В Бреславль просился?
– Кого он ищет?
– Какого-то Виктора Зеленцова, вейна. Я о таком не слышал. А ты?
Дан мотнул головой, и трактирщик с сожалением цокнул языком.
– Тут Игорь был, ну, менестрель. Буквально перед дождями. Сказал, мол, знает русского из верхнего, зовут Виктором, и фамилия похожа. Видел в Бреславле на днях. Но какой сумасшедший пойдет сейчас через степь!
Вейн хмыкнул. Хозяин посмотрел на него серьезно, словно они и не выдули кувшин пива на двоих.
– Кроме тебя. Правда, Дан?
– Хорошенького ты обо мне мнения.
Тобиус развел руками:
– Ты меня знаешь, вейн. Я о чужих делах не болтаю. Был у меня постоялец, не было… Помог бы мальчишке, а?
Дан молчал. Во рту сделалось кисло. Соскреб с кости остатки мяса, зажевал.
– Ему и впрямь нужно, видно же.
Шэт!..
– Ты редко за кого-то просишь. С чего вдруг сейчас?
Тобиус неторопливо обобрал со штанов тыквенную шелуху, прежде чем ответить:
– Жалко парня. Заходится. Боюсь, как бы в степь не убежал.
Дан сплюнул в присыпанные пеплом угли.
– Я беру его с собой.
Тобиус засиял:
– Ну, здорово! А мальчишка неплохой, ты не думай…
– Лошадей сейчас купить можно? – перебил Дан.
Хозяин закис от смеха:
– Васяйских?
Вейн тоже рассмеялся.
– Мне бы хорских. А эту клячу подари первому встречному.
– Лучше верну ее хозяевам. Представляешь, как они обрадуются? А завтра сходим в деревню. Или я сам?
– Давай уж ты. Только с утра пораньше.
– Сделаю.
Дан потянулся и зевнул.
– Все, я наверх.
Тобиус спросил с подковыркой:
– Жельку прислать?
– Упаси Иша! – в притворном ужасе замахал Дан. – Поспать бы перед дорогой. Разбудишь, как все готово будет?
– Угу. А за мальчишку спасибо. Измаялся он.
Вейн посмотрел с любопытством на хозяина. Сказал искренне:
– Хороший ты мужик, Тобиус!
Печной бок, выступавший из кухни, остывал медленно. Юрка скинул одеяло в ноги и отодвинулся на край лавки, подальше от выбеленных кирпичей. Быстрее бы прошла ночь, и завтра – уже завтра! – в дорогу. Но заснуть не получалось.
Перевернул подушку на прохладную сторону, закрыл глаза и постарался дышать ровнее. Шумел дождь. Топала за стеной Желька.
Сколько им ехать? Тобиус говорит, караван проходит за полмесяца, но то караван с гружеными телегами. А верхом? Одну неделю? Ну ладно, десять дней. Нет, много.
Тьфу ты! Все, спать. Взбил подушку, рухнул в нее лицом. Пинком сбросил одеяло на пол. Долго вслушивался в монотонный стук капель, стараясь не думать о завтрашнем дне, и наконец задремал.
…скользкая дорога, пропахший бензином ветер и огромный радиатор. Надвинулся, дыхнул жарко. Солнце сверкнуло на хромированной решетке. Мелькнули вцепившиеся в баранку руки, белое лицо шофера…
Юрка рывком сел. Суматошно колотилось сердце. Да что же это такое!
– К черту! – сказал шепотом. – Не хочу!
Пульс медленно успокаивался.
Юрка пошарил в кармане куртки, висевшей в изголовье. Выудил часы. Из-под двери пробивалась полоска света. Подставил в нее циферблат и с трудом разобрал: начало двенадцатого. Вот засада!
Перевернулся на спину и закинул руки за голову. Издалека донесся раскат грома. За стеной брякала посудой Желька. В обеденном зале бубнили на два голоса. Чего не ложатся? Завтра же с утра ехать. Или вейн передумал из-за дождя?
Не одеваясь, в трусах, Юрка вышел в коридор и прислушался. О бабах говорят. И трактирщик туда же, вот старый хрен. Впрочем, он мужик нормальный. Работу дал, менестреля расспросить посоветовал. А вейн – еще тот козел. Сапоги ему снять! Ну, сушиться-то их Юрка пристроил. Но рассудил, что грязью больше, грязью меньше – роли не играет, и плюнул внутрь голенища. Хозяин нашелся!
На холодных досках стоять было зябко, и Юрка вернулся к печному боку. Ничего, главное – попасть в Бреславль. Остальное неважно.