– А без ориентиров? Можешь?
– Жить захочешь, и не так раскорячишься. Черт, что ж они так жрут!
На ладони остался раздавленный комар, Юрка вытер руку о штаны и потянул через голову шнурок с амулетом.
– Надевай.
– Зачем?
– Блин, Натадинель! Ты можешь просто взять и сделать? Если не врут, тащить тебя легче будет.
Каменный полумесяц повис рядом с железной биркой. Юрка машинально провел по груди – стало пусто, хоть забирай обратно.
– Ручку давай, изобразим первоклашек.
Ладонь у Егора – шершавая и твердая.
Юрка шагнул к узлу, выдирая из тайников памяти ориентиры. Ну же! Бреславль. Проплешина, огороженная резными столбиками. Белая от пыли дорога, ведущая к городу… Мертво, пусто – не шумит, не пахнет. Может, мешает Егор? Тяжестью ломит плечо, словно они каторжники и скованы цепью с ядром-грузом.
Деревянный причал, мокрый от прибоя. Колокола на звоннице. Трава вдоль монастырской стены… У него должно получиться!
Шаг, даже не шаг – полшага, чтобы не проскочить узел насквозь. Скомкалось перед лицом пространство. Болью прострелило руку от кисти до шеи, и Юрка едва не разжал пальцы. Прошипел:
– Не отпускай!
Егор стиснул сильнее.
Смола и табак с ромом – не то! Шум сосен – убрать! К черту отсюда!
Похолодело в животе, точно перед прыжком с обрыва в реку. Выход был, Юрка чувствовал. Знал. Если бы нащупать ориентиры! Если бы не цеплялся за руку Егор!
…белым-бело до горизонта, запах талого снега и мазута. Нарастающий шум. Поезд? Каркнула ворона… Есть! Открыто! Но не выйти. Привязан к Натадинелю, натягивает цепь тяжеленное ядро, и кости трещат от усилий. Вырваться из хватки, качнуться вперед…
Юрка отшатнулся.
– Черт! Не получается!
Егор не ответил. Он одной рукой держал арбалет, готовый спустить тетиву. Юрка обернулся. В нескольких шагах от них стоял тот, кто убил Евсея. Дуло винтовки глянуло Юрке в лицо.
Солнце показало краешек, и перешеек запестрел бликами – точно огромная рыбина выметнула сотни икринок, и тут же вылупились золотистые мальки. Пошла вода рябью от мельтешения плавничков и хвостиков. «Так вот откуда берутся волшебные рыбки», – подумала Хельга. Дождись, когда подрастут, поймай и загадывай три желания.
Заговорила звонница, собирая на молитву. Лоцман убрал в карман пустую трубку и, кряхтя, поднялся. Со штанов посыпалась сухая чешуя. Хельга осталась сидеть, раздумывая: а какие у нее три желания? Разгладила подол рубахи, обвела ногтем вышитого краба, спинку ему почесала. В голову ничего не приходило.
Как все просто было раньше! Разглядывала карту с узелковой плотностью, решая: может, сюда податься? Крупный город, красивый, богатый. Или обосноваться на побережье? Чуть дальше к северу от родной деревни, там для вейна работы больше. А то, забросив книги, гадала на суженого, и обдавало жаром предчувствие встречи. Казалось, только выйдет за ворота – и вот он! Чайкам завидовала, но без горечи – сама полетит.
А теперь сидит на старой лодке и с места тронуться боится. Хорошо мечтать, когда отъезд из монастыря кажется чем-то далеким, ведь на Хельгиной памяти никто не уходил. Пока разом не исчезли Егор и Юрка.
Сгорбившись, обхватила колени руками. Прохладный воздух забрался под воротник и растекся по спине, трогая позвонки. Звонница замолчала. Обойди сейчас берег, никого не найдешь, все в церкви. У всех радость: снова отец Михаил служит, поднялся с постели.
Хельга, перегнувшись, запустила пальцы в гальку и нашарила плоский камешек – серый, с обточенными краями. Поперек шла белая полоса, как дорога, перекинувшаяся от края до края. Приметившись, Хельга пустила «блинчик». В этой забаве ей трудно было сыскать равных, но сейчас рука дрогнула, и камешек канул в воду после второго прыжка. Вспомнилось – в который раз! – как стояла в прохладном сумраке оврага, решая: показалось, нет? В ту, штормовую ночь точно крюком подцепило ребра, а сейчас лишь царапнуло. Отмахнулась бы – очень не хотелось признаваться Михаилу Андреевичу, что не сняла маячок! – но Юрка с Егором в классе не появились, и потом найти их не смогла. Вот и отправилась…
…Дверь в кабинет настоятеля оказалась запертой. Хельга настороженно обернулась – ей почудилось за спиной какой-то движение, – но никого не заметила. Постучала, сначала робко, потом, разозлившись на себя, решительнее. Нет ответа. Странно, обычно в это время отец Михаил у себя. Снова тронула костяшками дерево, и вдруг услышала голос – чужой, сочившийся насмешкой, непочтительный. Кто это там?
