— С чем пирог, с почками? — спросила Ли Энн. — Тогда это пиелонефрит.
— Как мы изменились, — с удивлением сказала Анни. — Раньше еда была священным ритуалом, теперь она — вскрытие.
— Мы же не едим птичек живьем, — твердо сказал Дэйв, — а раз они мертвые, значит, это вскрытие. Бидж отхлебнула сидра:
— Да, мы изменились. — Ее рука соскользнула с кружки. Бидж крепко стиснула ручку и сказала себе, что мокрая керамика в конце концов очень скользкая.
Она положила себе еще овощей. Луковки и морковки, решила она, мельче, чем там, в их мире, и вкуснее. Свекла оказалась сочной, а пюре из какого-то желтого овоща, который, как сказала Ли Энн, был брюквой, Бидж не понравилось.
Кружка снова подошел к их столу с подносом:
— На этот раз за пиво придется платить, но я вижу, что запить еду вам нужно. Как вам наша кухня?
— Объедение, — ответила Бидж, обнаружившая, к своему удивлению, что ничего вкуснее сильно наперченной оленины с черным хлебом она в жизни не ела.
Трактирщик кивнул и отошел.
Анни дала ей попробовать рагу из барашка. Оно тоже оказалось изумительно вкусным. Бидж заметила, что женщина-дриада смотрит на их еду с отвращением; поймав взгляд Бидж, та быстро отвернулась.
Кружка закончил дела, придвинул к их столу скамейку и уселся на нее верхом.
— Так, значит, вам нравится? Студенты энергично закивали, поскольку рты были заняты. Трактирщик явно остался доволен.
В зал влетел попугай, подлетел к Ли Энн, стащил у нее с тарелки кусочек хлеба, прокричал свое» Дуррашка! Дуррашка!» и пошел по полу, переваливаясь, обратно.
— Вы уже знакомы с моим попугаем, — сказал Кружка со вздохом.
— Откуда он здесь взялся? — спросила Ли Энн.
— Просто прилетел однажды. Он никому не был нужен и говорил, что ищет работу. — Трактирщик наклонился к Ли Энн: — Вы не знаете, какая болезнь абсолютно смертельна для попугаев?
— Нет, сэр.
— Ну что ж, — пожал он плечами, — надежда все-таки остается.
— Вы еврей, не так ли, сэр? — отрывисто спросила Ли Энн.
Кружка пристально посмотрел на нее, и девушка смутилась:
— Если я неудачно выразилась, прошу прощения. У нас так принято говорить.
Трактирщик посмотрел ей в лицо без враждебности, но и без дружелюбия.
— Мне приходилось иметь дело с разной манерой разговаривать — и такой, как у вас, и много хуже. Вы ведь американцы? С Юга?
— Здесь есть какая-нибудь проблема? — ощетинилась Ли Энн.
— Никакой проблемы не должно бы быть. И там люди, и тут люди, — только манера говорить разная.
— Когда вы ушли из нашего мира, мистер Кружка? — неожиданно спросила Анни. Трактирщик улыбнулся ей:
— Если вы пытаетесь отвлечь меня от неприятной темы, юная леди, то будем считать, что вам это удалось. — Он поднял свою кружку, приветствуя ее. — Я был поляком. Меня тогда звали не Кружка, — тихо добавил он. — Мое имя было Кружкевич. — Трактирщик кивнул Ли Энн. — Как вы правильно заметили, я еврей. Я вырос — и очень быстро вырос — в Варшаве.
— Это было во время войны? — поднял на него глаза Дэйв. — Второй мировой войны?
— Да.
— Вы участвовали в восстании в варшавском гетто?
— Вы слышали о нем? — удивленно спросил Кружка.
— Это входит в курс истории. У восставших было всего семнадцать ружей, и все равно они сначала отбили нацистов. Я читал об этом книгу, когда учился в школе. Должно быть, было здорово… — Он умолк, увидев выражение лица Кружки.
— Теперь это история, — сказал тот с напряженной улыбкой. — Да, это было здорово. Мне тогда было десять, все мои братья и сестры тоже были подростками. Они меня учили всему, что умели сами, и я сражался, как мог. В тот год я убил своего первого врага. — Кружка внимательно посмотрел на студентов. Теперь его улыбка стала теплой, как будто он нашел своих давних друзей и они вместе вспоминают прошлое. — Это правда. У меня был старинный пистолет, который мой дед хранил еще со времен франко-прусской войны. Он стрелял круглыми пулями и в него нужно было насыпать порох. Я его вычистил, нашел для него кремень и зарядил круглой пулей. Мне следовало бы отдать его кому-то, кто умел пользоваться оружием, но я так гордился, что вооружен…
Я был связным — потому что, видите ли, был маленьким и щуплым и мог пролезать по канализационной трубе под стеной гетто. Труба шла вдоль улицы и имела несколько люков. В то утро я вылез из нее в двух кварталах от гетто — это было очень неосторожно с моей стороны.
