Она подошла к загородке и с ловкостью, которой Бидж позавидовала, перегнулась через сетку и зарылась лицом в мех кошки-цветочницы. Животное громко замурлыкало.
— Видите? Никаких последствий, а ведь я страдаю жуткой аллергией на кошачью шерсть.
— На перхоть, хотите вы сказать.
— Да, конечно. Самое удивительное, что я взяла образцы и не обнаружила никакой разницы между кошачьей перхотью и перхотью этого красавца. — В этот момент она громко чихнула. — Что за цветы вы ему дали?
— Ромашки.
— О-о, дьявол. — Она чихнула еще раз. — Да, с моей стороны было глупо так к ним приближаться. — Доктор Бодрэ направилась к сараю. Бидж пошла за ней и остановилась у двери — помещение было таким крохотным, что для двоих места там не оказалось. У стены притулился самодельный стол — дверь, положенная на козлы. На нем стоял микроскоп, а на полу были разложены алюминиевые футляры с предметными стеклами и чашками Петри. Все они имели наклейки с эмблемой фирмы медицинского оборудования в Рэли, Северная Каролина, и пометками лаборатории Дьюкского университета.
Доктор Бодрэ взяла еще несколько бумажных салфеток из коробки и принялась вытирать слезящиеся глаза и мокрый нос.
— Теперь вам понятно, почему я занялась исследованием аллергии.
— А ведь верно, — неожиданно сказала Бидж. — На Перекрестке я совсем не чихала и моя сенная лихорадка не разыгралась, даже когда я вдохнула пыльцу с… — Она чуть не сказала «с Книги Странных Путей».
Люсилла Бодрэ не обратила внимания на неожиданную паузу.
— Ох, черт. — Она чихнула еще раз и пошарила по столу в поисках селдана. — По крайней мере я надеюсь выяснить, почему перхоть кошки-цветочницы подавляет гистаминные реакции.
— Здорово, — сказала Бидж с завистью. — Но по сравнению с другими исследованиями, которые можно было бы провести на Перекрестке, это не кажется таким уж важным.
Бидж нарушила непреложное правило: никогда не преуменьшать значение объекта исследований другого ученого. Доктор Бодрэ строго на нее посмотрела, но тут же снова чихнула.
— Выяснить как можно больше об аллергии чрезвычайно важно. Но я собираюсь заняться и другими болезнями и иммунитетом к ним на Перекрестке, как только представится возможность. — Она покровительственно помахала лабораторным журналом. — С чего бы вы начали?
Бидж понимала, что это риторический вопрос, но не смогла удержаться:
— С хореи Хантингтона.
Доктор Бодрэ молча вытаращила на нее глаза.
— Дело в том, что у меня хорея Хантингтона. Я прошла генетическое тестирование, заболевание подтвердилось. У меня уже появились некоторые симптомы.
Доктор Бодрэ смотрела на нее еще несколько секунд, потом лучезарно улыбнулась:
— Я же говорю: что вы за счастливица! — У Бидж отвисла челюсть, а Люсилла Бодрэ продолжала: — И давно вы заметили исчезновение симптомов? — Бидж продолжала молча на нее смотреть. — Доктору Доббсу следовало мне все рассказать. У меня есть коллега, который мог бы делать вам компьютерную томографию и проверку рефлексов каждый раз, как вы возвращались с Перекрестка.
— Это помешало бы моим занятиям. Доктор Бодрэ нахмурилась:
— Это не кажется мне убедительным доводом.
— Для меня это достаточно убедительно, — твердо сказала Бидж. — К тому же доктор Доббс ничего не сказал вам потому, что сам ничего об этом не знает. Он выбрал четверых студентов для практики на Перекрестке вовсе не ради поправления их здоровья. Мне просто повезло. — Бидж задумалась. — Да, вы верно сказали — я счастливица.
— Конечно, — ответила Люсилла Бодрэ с сомнением. — Но Боже мой, как же необходимо, чтобы на Перекресток попали настоящие ученые. Я не хотела вас обидеть, — добавила она поспешно. — Конфетка Доббс прекрасный специалист.
— Все это так сложно, — неопределенно ответила Бидж: она обнаружила, что никак не может сосредоточиться на разговоре. — Ну, мне пора.
— Передайте от меня привет Конфетке. — Доктор Бодрэ поспешно засунула салфетки в карман и протянула руку. Бидж рассеянно пожала ее.
Неосторожный дрозд сел на ограду загона. Кошка-цветочница стала подкрадываться к нему, Люсилла Бодрэ, снова держа в руке салфетку, внимательно наблюдала за ними.
