— Коварные абреки нас непременно обманут, — убежденно сказал он Наумову, узнав, что переговоры состоятся. — Сепаратисты используют это время для передышки и накопления сил, а потом снова начнутся бои. Их лидерам нужна война, так как они на ней наживаются, и ни на что другое не способны.
— А я думаю, что Лебедь сумеет найти приемлемое решение. Он доказал это, установив мир в Приднестровье, — высказал надежду Артём Сергеевич. — Новый лидер сепаратистов Масхадов не самоубийца. Он бывший полковник советской армии — честолюбив и стремится к власти в Чечне. Если показать ему эту «морковку», он может пойти на компромисс.
— На это, видно, и рассчитывает Лебедь. Наверно, предложит ему разделить власть с нашими сторонниками, — скептически усмехнулся Владимир Иванович. — Но бандиты его обманут, даже если согласятся создать с ними коалиционное правительство. Стоит только уйти нашим войскам из Чечни, они захватят там власть и жестоко расправятся со своими противниками.
— Такое возможно, — подумав, согласился с ним Наумов, но добавил: — Хотя, если Лебедю удастся подписать соглашение о прекращении военных действий, договориться о моратории на отделение Чечни и создании там коалиционного правительства, это будет огромным достижением.
— Но почему? Ведь ежу понятно, что бандиты его нарушат, — раздраженно бросил Царев. — Поверь, так все и будет!
— Ну, положим, этого можно не допустить. Наверняка будет предусмотрен механизм соблюдения договора, — возразил Наумов. — И, подписав его, бандиты отказываются от сепаратистских требований. Если же вероломно нарушат мир и расправятся с политическими противниками, то морально дискредитируют себя перед всем миром.
— Напрасно на это надеешься! Врагам России плевать на мораль, — пожал плечами Царев. — Они все равно будут помогать сепаратистам.
Генералу Лебедю не понадобилось слишком много времени на проведение переговоров с лидерами чеченских боевиков. Вскоре в Хасавюрте было подписано соглашение, разом прекратившее кровопролитие.
Вопрос о статусе Чечни откладывался до создания в республике спокойной обстановки, когда будут условия для свободного волеизъявления ее граждан. Временные органы власти должны были состоять из представителей всех политических сил.
Сначала вся общественность России восторженно приветствовала прекращение войны в Чечне, прославляя генерала Лебедя как спасителя нации. Но потом стали раздаваться и осуждающие голоса. А когда он с солдатской прямотой обвинил в поражениях армии и сдаче Грозного бездарное военное руководство, эти голоса слились во враждебный ему хор.
В первую очередь на Лебедя ополчились те, кто должен был ответить за поражения и напрасные человеческие жертвы, а это были все могущественные руководители силовых министерств, несмотря ни на что, пользующиеся полной поддержкой Кремля. Какую только грязь на него ни лили, чтобы опорочить в глазах общественности! Но «венцом» стало утверждение, что соглашение в Хасавюрте — это предательство всего, что сделала армия в Чечне, и пролитой ею там крови.
Как ни странно, массированная информационная атака власть предержащих сделала свое дело. Героический образ генерала в общественном мнении поблек. А когда Лебедя сняли с командования армией, и он фактически остался не у дел, это не вызвало ни возмущенных откликов, ни каких-то других акций протеста. Наоборот, средства массовой информации, сразу забыв о его решающей роли, стали расхваливать Ельцина, как миротворца, остановившего кровавую бойню в Чечне, навязанную сепаратистами.
— Ну, что я тебе говорил? — усмехаясь, напомнил Наумову Максименко. — Кто больше всех извлек выгоду из перемирия в Чечне? Наш президент! А ты еще сомневался.
— Признаю: ты оказался прав, — с досадой подтвердил Артём Сергеевич. — Но это несправедливо по отношению к генералу Лебедю. Народ все видит, и мне непонятно, почему молчит. Надеюсь, он скажет свое слово на выборах.
* * *
Очень скоро Наумов убедился, что число сторонников Лебедя повсеместно растет. Тяжело заболел муж Вариной тети — Алексей Федорович, в семье которого прошли ее детские годы, и они отправились навестить его. Старинный тверской городок Красный Холм когда-то стоял на перекрестке торговых путей и процветал, а теперь совсем захирел. Семья инвалида Великой Отечественной жила в родительском деревянном доме, который от времени обветшал и покосился. Дом находился в самом центре, в квартале от главной улицы, но лишь она была заасфальтирована, и проехать по разбитым колеям и ухабам Артёму Сергеевичу удалось с большим трудом.
