Еврей несколько мгновений в упор смотрел на него и лишь затем снизошёл до ответа.
— Иуда, — произнёс он, расправляя плечи.
— Мне доложили, что ты сикарий.
— Служить богу — великая честь, — спокойно ответил Иуда почти на безупречном греческом.
— Итак, сикарий Иуда, что ты просишь взамен за предательство человека, чьим последователем ты был целых два года?
— Мне нужно вознаграждение. У меня на это имеются свои причины.
Сабин презрительно фыркнул.
— А ты, я смотрю, человек с убеждениями. Скажи мне, зачем тебе это — чтобы я понял, что это не западня.
Иуда несколько мгновений в упор смотрел на него, затем медленно отвернулся.
— Мне ничего не стоит подвергнуть тебя пыткам! — пригрозил Сабин, теряя терпение.
Как посмел этот еврей выказывать неуважение представителю римской власти?
— Ты не можешь этого сделать, квестор, — поспешил вмешаться Павел. — Тем самым ты оскорбишь Кайафу и храмовых жрецов, которые просят твоей помощи в поимке смутьяна и богоотступника. Сейчас, когда по случаю Пасхи в городе собралось более сотни тысяч паломников, Риму нужна поддержка жрецов, если вы хотите сохранить в Иерусалиме порядок. У нас и так уже в последние дни произошёл один бунт.
Сабин гневно посмотрел на коротышку-еврея.
— Как ты смеешь указывать мне, римскому квестору, что я могу, а что нет? — вскипел он.
— Он прав, господин, — успокоил его Лонгин. — Не стоит отказывать жрецам в их просьбе. Здесь это не принято, тем более, что мы обязаны им.
— Это чем же?
— Сразу после беспорядков, которые учинил этот Иешуа, они передали нам убийц троих легионеров. Один из них, тоже Иешуа, но только бар Аббас, популярен в народе почти так же, как и его тёзка. Префект приговорил вчера всех троих. Казнь должна состояться завтра.
Сабин понял: Лонгин, похоже, прав. Ему ничего не остаётся, как пойти навстречу просьбе Кайафы. Он мысленно проклял Пилата за то, что тот напился и теперь он, Сабин, должен выполнять его обязанности. Однако поразмыслив, пришёл к выводу, что напиться префекта заставила невыносимая обстановка, которая сложилась в провинции.
— Ну ладно, — рявкнул он. — Передайте Кайафе, что вы можете арестовать смутьяна.
— Он просит выделить нам римского офицера, чтобы тот сопровождал нас, — ответил Павел. — Без него у нас не будет необходимых полномочий.
Сабин посмотрел на Лонгина. Тот кивнул в знак согласия.
— Хорошо, я пойду с вами. Где мы встретимся?
Павел посмотрел на Иуду.
— Скажи ему.
Сикарий поднял голову и презрительно посмотрел на Сабина.
— Мы соберёмся на наш пасхальный ужин в верхнем городе. В комнату ведёт только одна лестница, чтобы было легче её защищать. Собственно, по этой причине на это помещение и пал выбор. По завершении ужина у нас состоится встреча с новообращёнными, но уже за стенами города. Жди меня у Овечьих ворот в начале второй стражи. Я отведу тебя к нему.
— Почему бы не схватить его прямо на улице, когда он выйдет из комнаты?
— В Гефсимане будет тише.
* * *
— Ты позволил храмовой страже взять этого смутьяна! — взревел на Сабина всё ещё пьяный префект Пилат, еле ворочая языком. — Чтобы его судили такие же евреи, как он! Ты допустил, чтобы его вооружённые прихвостни разбрелись по всем сторонам, творя свои злодеяния, какие только взбредут в их безумные головы. И это когда этот грязный город кишмя кишит самыми оголтелыми фанатиками, свалившимися на наши головы вместе с этой мерзкой провинцией!
— Как только они схватили Иешуа, храмовая стража отпустила смутьянов. Одному из них капитан стражи отрезал половину правого уха, и они не посмели ввязаться в драку. Со мной же не было других солдат.
— Это почему же?
Пилат в гневе вытаращил налитые кровью глаза. Его красный нос пьяницы пылал, как щипцы для клеймения скота. По одутловатым щекам катились капли пота. Отчёт Сабина об аресте Иешуа расстроил его — и это ещё мягко сказано. Трое его гостей молча потягивали вино. Пилат тяжело опустился на пиршественное ложе и потёр виски. Затем потянулся за кубком, мигом его осушил, швырнул обратно на стол и, злобно посмотрев на Сабина, повернулся к элегантному, средних лет мужчине, возлежащему на соседнем ложе.
