– Мы, родители, всегда принимаем в расчет худший сценарий. Мы должны быть готовы к любому развитию событий, но каждый раз надеемся, что ошибаемся.
Внезапный звук клаксона заставляет меня вздрогнуть. Кто-то сигналит долго и настойчиво.
– Бернард! – кричат. – Бернард!
Я вытираю глаза и поднимаю лицо. Привлекательная женщина средних лет, блондинка в чудаковатых квадратных очках, высовывает голову из окна своего автомобиля, перекрывая движение, и упорно сигналит, с суровым, но озабоченным взглядом. Должно быть, я выгляжу жутко, потому что она бросает на меня один взгляд и кричит:
– Я сейчас припаркуюсь! – И уезжает.
– Это Бонни, – говорит он.
Несмотря на все, я не могу сдержать улыбку. И начинаю хохотать как помешанная.
– А теперь-то что? – спрашивает он, вдруг смутившись.
– Вот, значит, как, – говорю я медленно.
– Прекрати, Аллегра.
– Теперь все ясно как день.
– Прекрати, – говорит он, тоже улыбаясь.
– Почтовые отделения, значит, – говорю я, пальцами показывая кавычки, подмигивая ему и толкая в бок. – Нужно спасти почтовые отделения.
Он невольно смеется на мои подшучивания.
– Сколько человек пришли на протест? – спрашиваю я.
– А!
– Ну давай, говори.
– Двое.
– Вы вообще протестовали? – спрашиваю я.
– Мы пообедали в «Стивенс грин».
Мы оба хохочем.
– Но насчет почтовых отделений мы настроены крайне серьезно.
– Я тебе верю.
– Нам нравится общаться, – говорит он наконец.
– Что ж, это хорошо, – говорю я, – рада за тебя.
– Ну да. – Он смотрит куда угодно, только не на меня, он смущен.
Я перестаю улыбаться, меня вдруг осенило.
– Пап, сегодня не было никакого протеста, да? – спрашиваю я.
– Я хотел быть рядом с тобой, – говорит он. – Бонни предложила подвезти.
Зачем мне еще четверо, когда у меня есть один такой.
Я оглядываюсь и мысленно прощаюсь с этим видом, с этим местом, которое приняло меня со всеми моими надеждами. Пора домой.
Я сижу с папой дома, в Валентии, пью его значительно усовершенствованное домашнее пиво. Сейчас вечер пятницы, и, как и положено, мы смотрим телешоу «Вечер пятницы», самое популярное в стране пятничное ток-шоу в прямом эфире.
Когда объявляют следующего гостя, я чуть ли не прилипаю лицом к экрану.
– В стране выдалась беспокойная неделя, – говорит ведущая Джасмин Чу, – особенно для моего следующего гостя. Дамы и господа, поприветствуем нашего нового премьер-министра Рут Бразил.
Папа смотрит на меня удивленно. Он выпрямляется в кресле, делает звук громче.
– Спасибо, Джасмин, – говорит она, усаживаясь.
– Итак, премьер-министр, как прошла ваша неделя? – спрашивает она.
Аудитория смеется. И она тоже.
– Джасмин, неделя получилась во многом бурная и замечательная. Думаю, самое важное – обеспечить жителям этой страны стабильность и благоденствие. Хотя многое происходило за кулисами, считаю, что крайне важно сохранить спокойствие и равновесие в стране, чтобы мы и дальше процветали и развивались… – Я перестаю слушать речи опытного политика о том, как все изменилось, хотя на самом деле ничего не изменилось.
– Расскажите, что вы почувствовали, когда узнали, что станете следующим премьер-министром этой замечательной страны.
– Вообще-то я ехала на одно мероприятие. Деловое мероприятие в Малахайде, организованное президентом Торговой палаты, куда меня пригласили выступить перед собранием и рассказать о женщинах в бизнесе. И я должна извиниться перед всеми, кто ждал моего выступления и кого я подвела. Премьер-министр позвонил мне и сообщил, что подает в отставку и выдвигает мою кандидатуру и я должна немедленно приехать на партийные выборы.
Папа смотрит на меня, победоносно потрясая в воздухе кулаками:
– Теперь-то они узнают, Аллегра. Надеюсь, все смотрят.
Сердце бешено колотится. Я чувствую себя отмщенной. Надеюсь, Карменсита смотрит. Если нет, она все равно узнает. Обязательно узнает. Ее упомянули. Она будет в восторге. Все, кто был на празднике, – Бекки, гарда Лора, – все, кто решил, что я вру о том, что пригласила министра в качестве спикера, теперь поверят мне. Даже Тристан и Женевьева, которые говорили, что верят мне, но наверняка сомневались, убедятся, что это правда. Все же я не чувствую никакой радости. Слишком поздно. Ничто не изменит того, что произошло.
