- Я так скажу, чересчур наша сестра дура, плакаться любит. Чуть что: ох, разлюбил, ах, он меня бросил, ах, он такой! И сами виноваты - характера нет. На слезы-то ничего не подадут.
Старушка с бледными губами, четвертая в комнате, - почему-то все вечно забывали, как ее зовут, забывали даже, что она и не старушка вовсе, а просто у нее была какая-то операция, - неожиданно поддакнула:
- Нет, нет, не подадут!.. - и смущенно замолчала.
- Вот у меня подход другой. Я, конечно, замечала, очень чересчур он чтой-то себя стал свободно воображать. Ну, зарплату приносит, я и молчу, жду... Что у него там в душе бурчит, когда он при своем месте сидит, это ладно, думаю. Главное дело, сиди, где сидишь!
Ну, в один великолепный день он у меня и прорвался, ума достало мне же во всем признаться! Другая его любит, меня он не любит, ее он любит, и все в таких ярких красках у него получается, сами на кухне сидим, у него аж слезы в тарелку капают, а я слушаю да киваю, вроде сочувствую: "Как же это на тебя, бедного, вдруг наехало?.. А она-то у тебя кто? Хорошая ли?.." И он слово за слово мне же, дуралей, все открывает, даже имя ее и где она работает, вот до чего!
Я свой момент выждала и говорю: послушай-ка ты теперь, что я скажу, любить себя я никого не заставляю нисколько. От твоей нелюбви крыша мне на голову не обвалится и, например, канализация тоже не засорится! Понял? А он ничего не понял, речь потерял, рот разинул и на меня выпучился.
А я ему и рта закрыть не дала. Ты, говорю, сукин сын, мне свою яркую картину нарисовал, теперь я тебе свою нарисую. Погляди, которая лучше! Ну и все ему разъяснила, что ему никакого ходу от меня нет и не будет.
- А он так и скиснул? - сочувственно вздохнула Тоня.
- Почему? Нет! Он определенное время не сдавался, нет, куда там! На стены кидался. Меня проклинал всякими словами, и на колени вставал, и кулаки кусал. Да ведь у меня на все это лекарство!
- А-а-а! - со стоном втягивая воздух, в ужасе всплеснула руками Тоня, догадываясь. - Ты заявление?..
- Точно. Да какое! Десять рублей одному из юридической консультации отдала, он мне подправил кое-чего. Мало на него, я и на нее написала.
- У-уй... - простонала Тоня, точно ее замутило.
Сафарова снисходительно хмыкнула.
- Да я ведь не подала, только так, вслух прочитала, а на стол не положила. Так хватило. Теперь у нас нормальная обстановка. Да было-то все не вчера, уж годы идут.
- И твой теперь ничего?
- Ничего... Не жалуюсь... Да и я-то не сплю, приглядываюсь. Замечу, что у него это накипает, руки тянутся узлы развязать, я на него погляжу-погляжу, к шифоньеру подойду да пальцем, костяшкой по ящику и постучу, его всего со стороны в сторону так и перекосит, даже зубами заскрипит - в ящике у меня заявление лежит на хранении. Он и знает, скрипи не скрипи, а деваться некуда... Живем мирно, кого хочешь спроси, соседи даже в пример ставят.
- Этого я еще даже не слыхала! Да ты укротитель! - Тоня вдруг захохотала. - Нет, хлеще! Это как в этих... ну как их, ну, такие автобиографии святых - к нему является какой-нибудь бес, а он на него крест: "Аминь, аминь, рассыпься!" Тот и рассыпался.
Сафарова снисходительно посмеивалась, довольная успехом рассказа.
- У меня колдовство обыкновенное. Хныкать не надо, бабы, вот что! Характер надо!
- А если тебе охота пришла, чтоб муж тебя поцеловал, а его от тебя вроде как того беса от креста воротит, ты сейчас на комод надвинешься, он и кинется к тебе на шею обнимать-целовать?
- Это у тебя на уме целоваться да обниматься... А мне очень-то нужно... Слюниться только...
..."Миленький папа-дедушка, я слоняюсь от одного окна к другому, и со всех сторон за стеклами один дождь. Сидишь вроде как в аквариуме с трехразовым питанием. Того гляди, заквакаешь.
Одна соседка все делится жизненным опытом, пользуясь тем, что убежать от нее некуда. Ну и ну! Лучше бы квакала. Хорошо еще - тебя тут нет. Ты бы вознегодовал и стал обличать, а тебе это вредно... Хорошо бы очутиться дома. Ты бы на что-нибудь негодовал, а я бы слушала и соглашалась. Потом попили бы чаю и легли спать, но не спали бы, а читали, и ты бы через стенку негодовал, что я долго читаю, и не соглашался погасить свет, пока я не погашу, а я бы не соглашалась погасить, пока ты не погасишь, и было бы очень все приятно...
