- Все это так, но это... рассуждения, а я насчет тебя спрашивал... Ну, как ты? Как тебе сейчас?
- Сперва было очень плохо. И люди, и все... Пробовала думать, читать... а мысли от меня разбегаются.
- А как теперь?
- Теперь я читаю. Вот "Одиссея"... Я о ней думаю. И тогда можно жить... Опять рассуждения?.. Надо мне идти, сыро, и солнце спряталось. Пора.
- Никто еще не уходит.
- Все равно сейчас ко мне придут.
- Дедушка?
- Ну да. У нас с ним разговоры.
- Вам вдвоем поговорить обязательно?
- Ну конечно... Спасибо, что зашел, но больше не стоит. Время только тратить. Что тут хорошего?
- Ты за кого же меня считаешь?
- То есть, как порядочный человек, ты считаешь своим долгом?
- Ничего подобного, мне тебя видеть хочется.
- Нет.
- Да.
- Вот дедушка идет, иди, пожалуйста... Иди, я по-хорошему говорю... Ты думаешь, мы с тобой сегодня виделись?.. Шучу, шучу!.. Это я так!
Легким взмахом кисти руки она даже показала, в какую сторону ему идти, он встал и пошел - послушный от тупого недоумения.
К выходу было ближе идти в другую сторону, но ему было все равно.
Скоро перестали попадаться навстречу медленно прохаживающиеся фигуры в казенных халатах. Катились коляски со спящими или недоуменно моргающими на свет ребятами. Ничего не понимают и покорно лежат, широко открытыми светлыми глазами всматриваются: куда это мы попали? Что с нами тут будет?.. Молоденькая мама подталкивает коляску, озабоченно смотрит на малыша и тоже не знает...
Артур свернул в боковую аллейку. Тут безлюдно и слышно, как стучат и коротким писком перекликаются дятлы.
Он шел и довольно долго как будто ни о чем не думал, но что-то было очень-очень плохо.
Она осталась там, на скамейке, со своими странными рассуждениями. Он, видимо, ей нисколько не был нужен.
Ну что ж, бывает. Может, так и к лучшему... Кой черт к лучшему, тогда не было бы так мутно и плохо.
Как это все получилось? Да, как это получилось, что он вернулся из командировки и не позвонил к ней на работу, не повидал ее? Хотел отделаться? Ничего подобного. Конечно, хотелось сохранить свою полную свободу. Безо всяких этих там посягательств и моральных обязательств. А тут еще эта идиотская история с паспортом... Эта дрянная история. Ну, черт с ней. Главное - ему-то ведь хотелось видеть Лину, безусловно, да. Иногда ему очень недоставало ее. Да нет, чего там, просто тоска брала, до того хотелось оказаться снова там, у моря, вместе с ней.
И все-таки не позвонил. Ни разу! Как же так?
Он дошел до какого-то забора с канавой, свернул наугад и вышел на берег пруда, опять свернул, подобрал веточку в траве и злобно хлестнул ею по стволу дуба раз, другой... Веточка скоро размочалилась на конце, он ее отшвырнул и опять спросил: "Как?.." Оказывается, вслух, потому что какой-то пожилой человек обернулся, приостановился, раскрыл было рот переспросить, но раздумал.
Его никогда не покидала уверенность, что стоит ему только решить, и он в любой день или вечер ее увидит, и она ему очень обрадуется, уж в этом-то он не сомневался. Он, конечно, тоже, но уж она-то!..
Откладывал в уверенности, что это никогда не уйдет, что она ждет не дождется, когда он решит: пора! Как легко, оказывается, откладывать то, чем ты так безусловно владеешь!
А теперь кажется, что лишился чего-то своего, принадлежавшего ему. В конце концов, какой-то своей собственности. Не Лины, конечно, ее он никакой собственностью не мог считать, а вот этого - ожидаемой ее радости. Своей радости?.. Нет, все не то, а просто вот было у него "это" - все, что с ней связано хорошего, и вот теперь, оказывается, нет... И идешь, как обворованный, с пустыми руками, да еще чуть ли не виноватый...
Хотя в общем-то это все усложнения и усложнения, и отсюда путаница и эта муть в голове. Надо все проще: было недоразумение, а потом она оказалась больна. Он-то не виноват в ее болезни. Не будь болезни, все можно бы уладить.
Он стал тихонько посвистывать и зашагал бодрее, осмотрелся на перекрестке аллей и сообразил, в какую сторону ему идти к выходу.
Ах, да! Он тогда не поехал с ней вместе, не пожертвовал четырьмя днями курортной жизни... Ага, вот оно: "не пожертвовал"!
