Николин не отозвался. Он не понимал товарища, не понимал, как можно шутить в таком положении, в каком оказались они.
Прижавшись друг к другу, они уснули. Ночью часто просыпались: стыли ноги. А утром, как только начало светать, вылезли из норы с надеждой увидеть берег. Оказалось, что они находятся почти в центре льдины, которая была метров пятьсот длиной и шириной метров триста. Вокруг нее расстилалось море со множеством крупных и небольших льдин, которые издали казались белыми заплатами на черном полотне. Несколько минут солдаты молчали, точно онемев. Наконец Николин голосом, в котором слышались слезы, произнес:
— Пропали…
Тихов сощурил глаза.
— Только без паники, — сказал он строго.
— Что ж делать будем?
— Что делать? — Тихов закурил, затянулся дымом. — Ждать. Ждать будем. Положение, брат, паршивое, но…
— Ждать, когда льдину к берегу прибьет?
— На это надежды мало. Ждать, пока нас не снимут.
— Снимут? Кто?
— Люди.
Николин недоверчиво посмотрел на своего напарника:
— Не фантазируй! Откуда узнают, что мы в море болтаемся? Решат, что утонули или снегом занесло. На этом дело и кончится.
— Эх ты!.. — Тихов отвернулся и долго с Николиным не разговаривал.
Первый день погода стояла тихая, даже изредка из-за облаков выглядывало солнце, словно подбадривало солдат. Но они все же зябли, и, чтобы согреться, Тихов предложил потолкаться. Нацелившись плечами, они, как петухи, бросались друг на друга… Первым от этой затеи отказался Николин. Он чувствовал себя утомленным и очень хотел есть.
— Меньше о еде думай и есть не будешь хотеть, — посоветовал Тихов. — В вещевом мешке есть две пачки печенья, но они для нас — капля. Когда уж невмоготу будет, тогда съедим.
Лучше бы Тихов не говорил об этих пачках. Теперь Николин только и думал о них. И наверное, от этого у него еще больше засосало под ложечкой, а к вечеру он почувствовал легкое головокружение. Тихов замечал состояние товарища, старался отвлечь его от невеселых мыслей, рассказывал о людях батареи, где Николину предстояло служить, о себе.
— Хорошо у нас в деревне, — мечтательно говорил Тихов. — Отслужу положенный срок и обязательно на Алтай в свой колхоз поеду.
— Поедешь на морское дно, если раньше от голода на льдине не подохнешь, — угрюмо напомнил Николин. — Давай хотя по печенине съедим.
— Ну и жидкий ты парень! Сутки не ел, а духом пал. «Повесть о настоящем человеке» читал?
— Читал, — отозвался Николин. — Сравнил тоже.
— Может, и неудачно сравнил, — согласился Тихов. — Маресьеву трудней было. Раненый он. Идти не мог и полз. Полз как!.. Потому что у человека воля и вера были. А ты здоровый парень и раскис.
— Не каждый может.
— Старайся. Человек сам себе хозяин.
— Что стараться-то?
— В руках себя держать. И не паникуй.
— Плясать прикажешь?
— Ну, плясать, может, и нет надобности, — сказал Тихов. — Только и слезу пускать ни к чему.
Николин отвернулся, молчал. И, смотря на его унылое лицо, Тихов не выдержал. Развязав вещевой мешок, протянул товарищу несколько квадратиков печенья.
— На. Я свою порцию позже съем. Перед сном, чтобы крепче спалось.
Отламывая крохотные кусочки, Николин съел печенье…
Прошел день. Льдину все еще носило в море. Теперь солдаты даже не знали, в какой стороне их берег.
— Плаваем, — печальным голосом сказал Николин, когда на ночь они опять залезли в нору. — Никто нас не хватился. И не подумали нас искать в море.
— Замолчи! — обозлился Тихов. — Думаешь, нас так просто найти? Не подумали искать… Мысли-то все у тебя…
И опять, часто просыпаясь от холода, они коротали ночь в снежной норе.
Новый день выдался пасмурный. По-прежнему вокруг льдины, на которой находились солдаты, колыхалось море. Солдаты поочередно дежурили, с надеждой увидеть самолет или пароход. На душе было тревожно и тоскливо. Мучил голод. Николин, как только залезал в нору, невольно посматривал на вещевой мешок и на Тихова, ожидая, когда тот даст ему очередную порцию печенья. Эта счастливая минута наступила только вечером. Тихов протянул Николину две печенины:
— На.
— А ты?
— Я свою долю съел, когда ты на льдине дежурил.
Тихов заметно изменился. Правда, он ни на что не жаловался, но стал задумчивее, реже выходил из норы и меньше разговаривал. Николину он посоветовал:
