Марина выключает компьютер, моет чашку, кладет остатки бургера в сумку и закрывает кабинет. Дома Ритка, дома можно влезть под душ и смыть с себя сегодняшний день, дома черный бархатный Торька с шелковистыми усиками, обманчиво мягкими лапами и раскатистым мявом, а завтра – ну, завтра будем посмотреть.
– Темень-то какая…
Оксана выжидающе смотрит на Марину. Ей хочется поговорить о произошедшем, но Марина твердо намерена не обсуждать случившееся – плавали, знаем.
– Ничего, все равно уже весна. Вот послезавтра Восьмое марта. Твой-то тебе что подарит?
– Не знаю… он выдумщик страшный. А у тебя…
– Холодно на улице, подмерзло все снова… Вот, приехали. До завтра.
Оксана подхватывает сумку и выбирается наружу, а Марина снова вливается в поток машин. Здесь движение совсем не то, что в Москве, на здешних дорогах таких пробок не бывает в принципе, и это, наверное, единственный положительный момент. Олег дарил ей всегда что-то особенное – и на Восьмое марта, и на день рождения, и вообще. Он любил делать им с Риткой подарки, и Марина никак не может вспомнить, в какой именно момент оказалось, что любовь его превратилась в кучу лжи. А главное, как так вышло, что об этом знали все – кроме нее самой. А потом уж оказалось поздно – для всего. И правда ранила тем больнее, что она была очевидной для людей, которых Марина считала своими друзьями. А они знали – и молчали, посмеиваясь.
Телефон зазвенел как раз тогда, когда Марина зарулила на стоянку супермаркета – Ритка и трехлетний Ванька небось съели все фрукты, и надо бы пополнить запас. Марина вздыхает – придется уволиться, и как будет дальше, неизвестно. Но увольняться надо.
Марина катит тележку по торговому залу, изучая ценники.
– Ну надо же. Добрый вечер.
Денис Петрович с любопытством оглядывает Марину, стоя у полок с йогуртами.
– Добрый вечер, Денис Петрович. Уже закончили работу?
– На сегодня – да. А вы как здесь?
– А я домой еду, вот, нужно продуктов купить.
– Ну да, вы же на машине. Подвезете меня?
– Конечно.
Они стоят рядом около кассы, перегружая продукты в пакеты. Со стороны можно подумать, что это супружеская пара – высокая блондинка Марина, с голубыми усталыми глазами, и ладный, плотно скроенный Денис Петрович, сильными руками подхвативший оба пакета.
– Сломалась моя колымага, знаете ли. Теперь вот автостопом добираюсь, маршрутки – кошмар.
– Да ничего, дело поправимое. – Марина открывает багажник. – Мой пакет сюда, а ваш – в салон, не то перепутаем.
Машина выезжает со стоянки на набережную. Марина не любит ездить в темноте, и хотя сейчас уже темнеет не так катастрофически рано – тем не менее уже темно. И хочется нырнуть под одеяло и не выплывать до самого лета. Ну, до мая как минимум.
– А ведь вы, Марина Анатольевна, не были со мной до конца откровенны.
Сердце Марины гулко стукнуло и замерло. Ну, рано или поздно, а все бы выплыло.
– Никто не бывает полностью откровенен. Я могу лишь сказать, что не убивала ни шефа, ни Алену.
– Ну, это-то я понимаю. Но вот ведь совпадение какое: там, где вы работали прежде – в Москве, в адвокатский конторе вашего бывшего мужа, случилось очень похожее убийство. Вас опрашивали в связи с ним.
– И что? Когда случилось убийство, я там уже не работала – я была в разводе, жила на квартире, работала в юротделе одного из предприятий.
– И тем не менее у вас был очень веский мотив для убийства.
– Мотив – это не всегда то, что лежит на поверхности, Денис Петрович. Да, безусловно, рыдать по поводу страшной смерти Лили Цепы я не стану ни за что. Я бы даже на ее могиле сплясала, если бы знала, где зарыли эту дрянь. Но тем не менее я ее не убивала.
– Да, я в курсе, что подозрения были с вас сняты. Но очень уж странное совпадение получилось.
– И кто бы ни затеял все это здесь, в «Эллоре», он отлично знал о том, что со мной случилось в Москве. Знал подробно, до деталей.
– А кто знал?
– Никто. Я никому не рассказывала. Но выяснить мог и шеф, и кто угодно, имея связи, это можно.
– Значит, так и есть, кто-то знал все. Марина Анатольевна, как же так вышло тогда, в Москве?
– Не о чем рассказывать. Это не самые счастливые воспоминания.
